Император Александр I подарил часть земель, расположенных в этом районе Южного берега Крыма, героям Отечественной войны 1812 года. Хозяином небольшого участка близ Фороса стал ветеран войны, герой Бородинского сражения, Николай Николаевич Раевский. В 1820 году началось строительство дома и всей усадьбы.
С семьей генерала Н.Н. Раевского привычно связано представление о молодом Пушкине, о его южном путешествии в 1820 году, о дальнейшей дружбе на протяжении всей жизни поэта. В кругу семейства генерала юный поэт был счастлив в Крыму, их дружбу он ценил и очень дорожил ею.
В жизни Пушкина, богатой именами, встречами, событиями, эта семья и каждый из ее членов занимали особое место.
Принадлежали Раевские к древнему дворянскому роду, история которого начинается с XV века. По семейным преданиям, происходят они от старинного польского рода Дуниных. Пользуются Раевские гербом Лебедь и ведут свой род от датчанина Петра Власта, или Дунина (что значит "датчанин"), сына датского вельможи Вильгельма-Святослава, казнохранителя датского короля Нильса.
Петр Дунин прибыл в Польшу около 1124 года из Дании к королю Болеславу III и остался у него на службе.
Обрусевшие представители рода Раевских верой и правдой служили московским государям, владели многочисленными поместьями в пределах и окрестностях Москвы. Наибольших успехов достиг дед Николая Николаевича - Семен Артемьевич, который в чине прапорщика участвовал в Полтавской битве, прославляя русское оружие.
Его младший сын, Николай Семенович, женатый на дочери сенатора Н.Б. Самойлова и старшей из племянниц князя Г.А. Потемкина, стал отцом знаменитого генерала Н.Н. Раевского, о котором А.С. Пушкин писал: "Я не видел в нем героя, славу Русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, с простой прекрасной душою, снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель Екатерининского века, памятник 12 года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества".
У Николая Николаевича Раевского было два сына: Александр и Николай (его звали Н.Н.-младший). Поскольку у Александра была только одна дочь, Николай-младший оказался единственным продолжателем этой ветви Раевских, живущих в настоящее время.
У Николая-младшего было два сына, Николай и Михаил, родившиеся в Керчи. Оба брата учились в Московском университете. Николай окончил его кандидатом естественных наук, а Михаил - кандидатом физико-математических наук, но по традиции семьи они поступили на военную службу.
Два внука Николая Николаевича-старшего были совершенно разными по характеру. Романтически настроенный Николай постоянно стремился в неизведанные дали, что-то искал, придумывал, и рядом с ним фигура его младшего брата Михаила, более уравновешенного и спокойного, оставалась как бы в тени.
Окончив университет в 1862 году, Николай через год стал юнкером лейб-гвардии гусарского полка Его Величества. Он быстро продвигался по службе: чин ротмистра, затем полковника. Энергичная натура Николая искала простора для своей буйной фантазии, ему мало быть просто военным, и он оставил гвардейский гусарский полк.
Служить он отправился в далекий Туркестан, где увлекся разведением хлопка и винограда, устроил в Ташкенте Отдел Общества для содействия русской промышленности и торговли, в котором как председатель развил кипучую деятельность. Приезжая в Петербург, выступал то в печати, то в общественных собраниях с различными проектами и предложениями.
Во время освободительной войны Сербии и Черногории против Турции Николай решил принять участие в военных действиях и в чине полковника кавалерии оказался в отряде генерала Черняева. 20 августа 1876 года, объезжая позиции под Горным Андровацем, он был сражен насмерть пулей, попавшей ему прямо в левый висок.
Печать и все русское общество с редким единодушием оплакивали геройскую смерть Николая Николаевича Раевского. На месте его смерти в 1903 году был построен храм Святой Троицы. В церкви села Еразмовка (ныне с. Разумиевка) был погребен внук генерала Н.Н. Раевского, его тезка, Николай Николаевич, уже третий.
Второй внук генерала Н.Н. Раевского, Михаил, по окончании университета поступил в тот же полк, где служил его старший брат. Так же, как и тот, он быстро продвигался по службе и в 1874 году получил чин полковника, а затем был назначен флигель-адъютантом императора Александра II и в 1882 году произведен в генерал-майоры.
По своему характеру Михаил был идеалистом, мечтателем, поэтом и музыкантом. Он и учиться хотел на историко-филологическом факультете, но уступил желанию матери и поступил на математический. В отличие от своего брата он вел жизнь мирную, вызывая даже довольно резкие упреки в духовной вялости и бездеятельности со стороны своей тетки, Софьи Николаевны.
Он рано стал семейным человеком. В 1871 году женился на фрейлине, княжне Марии Григорьевне Гагариной, дочери известного художника и вице-президента Академии художеств, обер-гофмейстера князя Григория Григорьевича Гагарина от его брака с Софьей Андреевной, урожденной Дашковой.
У них было десять детей: четыре сына и шесть дочерей. Один из сыновей, Петр Михайлович, издал пятитомник "Архив Раевских", состоящий из переписки Раевских со многими государственными деятелями, родными и частными лицами.
Потомки ветви Раевских, к которой относится прославленный генерал Н.Н. Раевский - глава семьи, с которой путешествовал Пушкин, все проживают в настоящее время за рубежом.
Ныне за границей живут и здравствуют Михаил Петрович, Екатерина и Елена Александровна Раевские и их сыновья - Андрей и Сергей.
Будущий герой войны с Наполеоном Николай Николаевич Раевский родился в 1771 году. Рано лишившись отца (он скончался в том же году от ран в Яссах), Николай провел свои детские годы в заботливой атмосфере дома своего дяди, графа Самойлова, одно время занимавшего пост генерал-прокурора. Дружеские связи с дядей он сохранял на протяжении всей жизни.
Заметную роль в судьбу Николая Николаевича внес светлейший князь Потемкин, приходившийся дядей матери Раевского. Любимому внучатому племяннику знаменитый фаворит написал несколько наставлений, которые тот впоследствии потерял, но помнил первые строки: "Во-первых, старайся испытать, не трус ли ты: если нет, то укрепляй врожденную смелость частым обхождением с неприятелем".
Случаев выполнять наставления князя у храброго воина было предостаточно. В бою он испытывал настоящее упоение, совершенно забывая об опасности. Самую знаменитую и почетную из русских боевых наград - орден Святого Георгия 4-й степени - Николай Николаевич получил в войне с поляками, а ордена Св. Георгия 3-й и 2-й степени - уже во время Отечественной войны, успешно командуя своим корпусом под Смоленском, Бородином, Малоярославцем.
Получить орден Святого Великомученика и Георгия Победоносца было нелегко, так как он давался только за громкие боевые дела и отмечал выдающуюся личную храбрость.
Вот выписка из статута ордена: "Ни высокий род, ни прежние заслуги, ни полученные в сражении раны не приемлются в уважение при удостоении к ордену Св. Георгия за воинские подвиги: удостаивается же оного единственно тот, кто обязанность свою исполнил во всем по присяге, чести и долгу, но сверх сего ознаменовал себя на пользу и славу российского оружия особенным отличием".
Храбрецы, заслужившие все четыре степени, именовались полными георгиевскими кавалерами. Они пользовались в армии особым почетом. На протяжении всей истории только четыре человека были удостоены всех четырех степеней этого ордена: светлейший князь М.И. Кутузов-Смоленский, князь генерал-фельдмаршал М.Б. Барклай-де-Толли, граф Эриванский, светлейший князь Варшавский генерал-фельдмаршал И.Ф. Паскевич и граф генерал-фельдмаршал И.И. Дибич-Забалканский. Из них светлейший князь генерал-фельдмаршал Кутузов-Смоленский стал первым, кто получил все четыре степени самого почетного военного ордена. Причем свой первый орден 4-й степени будущий полководец получил во время русско-турецкой войны в Крыму. Летом 1774 года батальонный командир подполковник Кутузов получил приказ атаковать в составе полка турецкий десант, засевший в татарской деревне Шумы недалеко от Алушты. Кутузов, ведя солдат за собой, первым ворвался в деревню.
В том бою он был тяжело ранен, пуля вошла в левый висок и вышла у правого глаза. Но, несмотря на смертельное, казалось, ранение, Кутузов остался жив, как будто сама судьба хранила его для дальнейших боев.
Три ордена Св. Георгия имел А.В. Суворов (3-й, 2-й, 1-й). Трех орденов Св. Георгия был удостоен и овеянный славой генерал Николай Николаевич Раевский. Пользуясь популярностью в армии, уважением со стороны коллег, любовью среди подчиненных, Раевский был обделен официальным признанием своих заслуг.
"Связи и интриги делают все, заслуги - очень мало", - сокрушался боевой генерал. Манеру Раевского обращаться со своими подчиненными описал И.И. Лажечников: "Николай Николаевич никогда не суетился в своих распоряжениях: в самом пылу сражения отдавал приказания спокойно, толково, ясно, как будто у себя дома: всегда расспрашивал исполнителя, так ли понятно его приказание, и, если находил, что оно недостаточно понятно, повторял его без сердца, называя всегда посылаемого голубчиком или другим ласковым именем.
Он имел особый дар привязывать к себе подчиненных".
Генерал Раевский пытался преодолеть разрыв между командиром и подчиненным и поэтому часто становился крестным отцом солдат и унтер-офицеров.
Он отличался исключительной скромностью, не любил создавать вокруг себя и своего имени шум. Скрывал полученные в боях раны и контузии, умышленно умалял свои заслуги. Так, например, после славного боя 11 июля 1812 года под Салтановкой генерал Раевский уверял, что участие в бою его сыновей небылица, а между тем непреложность этого факта подтверждается не только показаниями близких друзей, но и беспристрастными архивными документами.
Будучи корпусным командиром, Николай Николаевич старался совершенствоваться в военных знаниях: в его домашней библиотеке, состоящей из 4000 томов, было много сочинений по различным отраслям военных знаний. Но не только военная тема интересовала генерала. Заметное место в увлечениях Николая Николаевича занимала медицина.
Одно время, в 1815-1816 годах, генерал Раевский увлекался магнетизмом. Он был знаком с известной А.А. Турчаниновой, опыты которой в области магнетизма наделали много шума в Петербурге. Матвей Иванович Муравьев-Апостол, находясь в Сибири, вспоминал: "Известный бородинский генерал Н.Н. Раевский многих излечил посредством магнетизма.
Больной сын его, Александр Николаевич, не признавав целебной силы магнетизма, по моей просьбе согласился испытать его действие. Я ему помог, но он упросил не говорить о том его отцу. Известно, что государь Александр Павлович, не жалуя Раевского, отнял у него командование корпусом, высказавшись, что не приходится корпусному командиру знакомиться с магнетизмом".
Свою семью генерал любил до обожания. С раннего детства готовил своих сыновей к военной службе, особое внимание уделял их здоровью. Он определил мальчиков в одно из лучших учебных заведений того времени - в Московский университетский благородный пансион, который по своей программе во много раз превосходил современные кадетские корпуса. Н.Н. Раевский любил своих сыновей, но отношения с младшим сыном были более нежными, доверительными.
Из письма его старшей дочери Екатерине в Петербург из Киева в 1820 году: "С Александром живу в мире, но как он холоден. Мы условились с ним никогда не вступать ни в какие споры, ни в отвлеченные беседы. Не то, чтобы я был им недоволен, но я не вижу с его стороны сердечных отношений. Что делать? Таков уж его характер, и нельзя ставить ему это в вину. У него ум наизнанку.
Он очень любит Николушку и беспрестанно его целует. Николай будет,, может быть, легкомыслен, наделает много глупостей и ошибок, но он способен на порыв, на дружбу, на жертву, на великодушие. Часто одно слово искупает сто грехов".
К политике Николай Николаевич был совершенно равнодушен, принимал существующий строй как данность, служил не лицам, а государству. И, несмотря на то, что многие из его окружения знали о существовании тайных обществ и даже были их членами, восстание на Сенатской площади оказалось для него полной неожиданностью. Генерал Раевский и не предполагал, что в секретных документах его называли миссионером, распространяющим влияние революционной партии во всех слоях общества.
Однако ни идейных, ни организаторских связей с декабристами генерал не имел.
Он тяжело переживал арест своих сыновей, серьезные обвинения, предъявленные зятю С.Г. Волконскому, решение дочери ехать к ссыльному мужу в Сибирь. Мучительно расставшись с дочерью, Николай Николаевич почти два года не отвечал на ее письма, хотя каждое ее письмо перечитывал по нескольку раз. И только после смерти внука он стал писать дочери.
В январе 1929 года генерал Н.Н. Раевский приехал в Петербург хлопотать о прощении сына Александра, высланного за год до этого Воронцовым из Одессы (по той причине, что и Пушкин в 1824 г.). Генерал надеялся также выяснить, возможно ли обратиться к царю с просьбой о смягчении участи Сергея Волконского и дочери Марии.
В течение месяца ждал Раевский аудиенции. Все это время он встречался с А.С. Пушкиным. Поэту он заказал стихотворную эпитафию в память умершего внука.
Написанное Пушкиным четверостишие он отправит дочери в Сибирь.
По возвращении из Петербурга Н.Н. Раевский-старший писал сыну Николаю: "Николушко, посылаю тебе шитье генеральское и эполеты, посылаю медали или деньги древние, до коих ты был охотник. Ты, мой друг, утешение нашего семейства, коего, как тебе известно, положение довольно грустно во всех отношениях. Брат Александр дурачествами навлек себе и нам огорчений, которые как только дурачествами не заслуживали бы случившихся последствий.
Катенька счастлива в своем семействе, муж ее человек бесценный, нам истинно родной, дети премилые. Машенька здорова, влюблена в своего мужа, видит и рассуждает, по мнению Волконских, и Раевского уже ничего не имеет".
В последние годы жизни генерал Раевский жил в своем родовом имении, где занимался садоводством, медициной. Однообразная жизнь не могла удовлетворить его, он делает попытки вернуться на службу, но в его услугах уже не нуждаются.
Скончался прославленный генерал в возрасте 58 лет в своем имении "Болтышка" Киевской губернии в 1829 году, не выпуская до последней минуты из рук портрета дочери Марии, уехавшей за мужем-декабристом в Сибирь.
После смерти отца владельцем усадьбы "Тессели" стал младший сын генерала - Николай Николаевич, друг Пушкина.
Так же, как и отец, Николай стал военным, причем его военная карьера началась очень рано, даже по меркам того времени. В 11 лет он получил боевое крещение под Смоленском, участвовал вместе со старшим братом в знаменитом бою при
Салтановке, где его отец, став во главе Смоленского полка, упорно отстаивал мост от французов. Николай был самым юным в рядах русской армии участником Бородинского сражения.
В отроческом возрасте - 12- 13 лет - он принимал участие в заграничных походах 1813 и 1814 годов. За отличие при взятии Парижа юный герой был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени.
Николай был очень привязан к отцу и тяжело переживал его смерть. М.В. Юзефович, адъютант Раевского в период персидской В.А. Тропинин. Портрет и турецкой кампаний, оставил Н.Н. Раевского рассказ о том, как младший сын перенес известие о кончине своего отца. "Известие это до того поразило сына, что я во всю мою жизнь не видел женщины, рыдавшей, как он. Спустя несколько месяцев, я навестил его в деревне Болтышке. У него в кабинете стояли на бюро акварельные портреты матери, брата, сестер и тут же лежал завернутый в бумагу портрет отца. Когда я развернул его и хотел поставить с другими, этот десятивершковый атлет стал просить меня дрожащим голосом, чтобы я завернул портрет отца, говоря: "К стыду моему, я до сих пор еще не могу привыкнуть видеть черты отца", и при этих словах слезы потекли у него по лицу".
В 1829 году во время службы Николая Раевского на Кавказе совершил свою летнюю поездку к другу юности Александр Пушкин. Под началом Николая Раевского находился брат поэта.
Лев. Определение Левушки еще в 1826 году юнкером в 44-й нижегородский драгунский полк, которым командовал Николай Раевский, произошло, конечно, при прямом содействии Александра Сергеевича. С тех пор судьба Льва Пушкина была крепко и надолго связана с переменчивой судьбой друга-командира.
Под началом Раевского брат поэта получил свой первый офицерский чин, а затем и чин штабс-капитана. В 1827-1829, а потом в 1837-1840 годах Лев Пушкин - адъютант прославленного генерала. Как свидетельствует "История Нижегородского драгунского полка": "Среди опасности военного похода всегда у стремени своего начальника Пушкин в первом же Джеванбулахском бою выказал то замечательное хладнокровие, которое позже удивило всех, служивших с ним в Турции и на берегах Черного моря".
Пушкин ехал на Кавказ повидать брата и друга. Интересно, что в поездку по Кавказу он вез с собой томик Данте, подарок Александра Раевского, старшего брата Николая. Александр купил этот драгоценный фолиант в завоеванном Париже. Угольная печать с фигуркой дельфина и 3 лилиями свидетельствовала, что книга попала на развал букиниста из библиотеки дофина.
По дороге на Кавказ Пушкин намеревался еще заехать к ссыльному Александру Раевскому в Полтаву. Это, конечно, было очень рискованно, но следы этого дерзкого намерения поэта сохранились в его собственных высказываниях и в первой главе "Путешествия в Арзрум".
В палатке Николая Раевского, командира кавалерийской бригады, жил поэт в русском лагере, слушая разговоры боевых генералов, наблюдая бои. Обо всем этом и напишет он позднее в своих заметках "Путешествие в Арзрум".
В ноябре 1829 года началось обратное движение полка в Россию. Больной, утомленный походами, Раевский уехал в отпуск, взяв с собой конвой в 40 драгун. К этому конвою "пристроилось" несколько разжалованных в солдаты декабристов, среди них Захар Чернышев, Александр Бестужев-Марлинский и др. Николай Николаевич пригласил их на обед. Об этом тотчас донесли государю. Дальнейшие события изменили судьбу командира полка.
В Тифлисе было заведено дело № 16 по секретному отделению "О следствии, произведенном над генералом Раевским Н.Н. за проезд в обществе государственных преступников". Раевский, отстраненный по Высочайшему повелению от командования полком, попал в опалу. Несколько лет храбрый воин, прекрасный командир находился в немилости.
В 1831-1837 годах он подолгу жил в своем крымском имении близ Фороса, где с увлечением занимался садоводством, вел деятельную переписку с известными ботаниками Ф.Б. Фишером, Х.Х. Стевеном, Н.А. Гартвисом. Любовь к природе унаследовал Николай Николаевич от отца. Даже строгая обстановка военной службы не заглушила у него чувство прекрасного.
Декабрист Н.И. Лорер, приговоренный к каторге, а затем рядовым направленный на Кавказ, где служили и многие другие разжалованные в солдаты декабристы, оставил интересные воспоминания о службе на Кавказе, о боевых операциях с горцами. Он отмечал, как во время десанта в Шапсугу "Раевский, проходя по линии со всем своим штабом, поздравлял войско, а за поясом его торчал преогромный букет кавказской флоры, который он набрал во время дела".
Несмотря на военную обстановку, Раевским были заведены во всех укреплениях Черноморского побережья древесные насаждения. В Шапсуге по его приказу высадили тополя, розу, виноградные лозы, европейскую оливу.
Каждый раз, приезжая в Крым, Николай Николаевич привозил с собой семена и саженцы редких растений и вместе с садоводом - управляющим Э.Ю. Либо - создал редкий парк, который и сегодня впечатляет каждого, кто попадает в Тессели. Благодаря ботаническим экспедициям, организованным Раевским на Кавказ, сегодня растут в Крыму пицундская сосна, кавказская липа и другие экзотические растения.
Свою любовь к садоводству он, в свою очередь, передал своему сыну Михаилу, который одно время был даже президентом Российского общества садоводства и немало сделал для паркового строительства в Тессели, Партените и Карасане, которые в 40-е годы стали принадлежать семье Раевских.
В этот период жил Николай Николаевич и в Усть-Рудице. Санкт-Петербургской губернии, в доме при фарфоровой фабрике, которую некогда создал его великий прадед М.В. Ломоносов. Правнук пытался возобновить и наладить производство фарфоровой посуды, чтобы улучшить материальное положение семьи, которое после смерти отца ощутимо ухудшилось. Его зять, Михаил Орлов, устроил в своей подмосковной деревни хрустальную фабрику и, несмотря на растущие долги, с увлечением ею занимался.
В Николае Раевском не было этой страсти, фабрика не поглощала его целиком, однако зимой 1834 года он с гордостью подарил Пушкину несколько тарелок с видами петербургских пригородов.
Пушкин и Николай Раевский познакомились в 1816 году у Чаадаева. Николай тогда служил в гусарском полку, квартировавшем в Царском Селе. Потом они часто встречались, переписывались. "Друг друга мы любили", - писал позже Пушкин. А в 1824 году Николай вдогонку поэту, высланному из Одессы в Михайловское, ответил прозой: "Мне очень хочется тебя увидеть, и если твое положение не изменится, я обещаю тебе приехать к тебе раньше года, а если с тобой последуют перемены, то дай мне слово навестить меня тоже раньше года. Прощай, милый друг, сохрани ко мне ту дружбу, которую прежде высказывал, пусть не повлияет на нее разлука, какой бы долгой она ни была". Николай Раевский всегда мог рассчитывать на помощь Пушкина, который принимал близко к сердцу все, что происходило с каждым из членов дорогой для него семьи. В апреле 1831 года Раевский писал Александру Сергеевичу: "Дорогой мой, я хотел было сегодня приехать к тебе, чтобы засвидетельствовать мое почтение твоей жене, но из-за сильной простуды мне придется несколько дней просидеть дома. Навести меня, ради Бога, мне очень нужно с тобой посоветоваться насчет одного письма, которое я должен написать по поводу брата. Пообедаем вместе". Речь идет о письме, в котором содержалась просьба - разрешить жить в Москве брату Александру Раевскому.
Пушкин, конечно, пришел, и прошение на этот раз они сочиняли от имени С.А. Раевской. Лишь в конце июня был получен ответ Бенкендорфа, в котором был полный отказ. Опала с Александра Раевского была снята в январе 1834 года, ему разрешили жить в Москве, где Пушкин и встречался с ним.
Из переписки друзей видно, что поэт высоко ценил природный ум и широкую образованность Николая Раевского, мнением которого он очень дорожил, зная, как глубоки суждения его друга, каким строгим вкусом они отличаются.
Нередко эти оценки становились предметом их спора, дружеских схваток. Рецензии Николая Раевского, действительно, были очень строги и суровы.
О самой ранней повести Пушкина "Кавказский пленник ", посвяшенной ему, Николай Раевский писал: "Твой "Кавказский пленник ", - произведение плохое, - открыл путь, на котором посредственность встретит камень преткновения". А вот об "Онегине": "Я читал публично твоего "Онегина", пришли в восхищение. А я кое-что покритиковал, но про себя".
Николай был одним из самых сведущих людей в вопросах истории, европейской и отечественной. Недаром именно ему так подробно излагал поэт план и содержание будущей трагедии "Борис Годунов".
Один из современников, вспоминая о знакомстве с Раевским, тогда еще полковником, в его деревенском гарнизонном жилище, писал: "Я был удивлен большой коллекцией всех лучших книг по истории, политике и химии, а также переводов лучших английских сочинений на французский язык".
В московских и петербургских магазинах для Николая Николаевича оставляли книги по его заявкам - в основном труды по ботанике и истории.
Он собирал все, что было написано о Разине, и намеревался писать историю его подвигов и его персидский поход, который гремел на Руси.
Раевский думал написать работу о Персии, однако и она осталась невыполненной. В его бумагах сохранился только список книг, необходимых для этой работы. Из списка видно, что Раевский собирал значительную литературу по этому вопросу. Николай Николаевич любил не только литературу, но и музыку, живопись. Он покровительствовал Айвазовскому, который изобразил его на картине "Высадка в Субаши".
Летом 1939 года Н.Н. Раевский предложил Айвазовскому принять Участие в экспедиции, имевшей Целью высадку в долину Субаши. Высадка 7000-го войска кончилась полным поражением горцев. Иван Константинович был вблизи места сражения и набросал в альбом типы черкесов и общий вид переправы, производившейся под неприятельскими выстрелами.
Вскоре Айвазовский написал превосходную картину "Высадка в Субаши", в которой угадывались портреты генералов Н.Н. Раевского, Ольшевского и др. Эта картина вместе с видами Севастополя была приобретена Николаем I в 1840 году, долго находилась в Зимнем дворце, а потом была подарена Тенгинскому полку. За эскизы этой картины художник по ходатайству Н.Н. Раевского получил 1000 рублей. Кроме этой картины, есть и другие рисунки Ивана Константиновича, изображавшие Николая Раевского.
По письмам А.И. Казначеева, по воспоминаниям современников можно представить колоритную фигуру Николая Николаевича Раевского, человека исключительной энергии, недюжинных военных и административных дарований, садовода-любителя. Он был "высокого роста, смугл, крепко сложен и вообще массивен: черты лица его были выразительны".
Раевский постоянно носил синие очки, яркие лиловые шаровары, рубаху с вечно распахнутым воротом. Всегда ходил с трубкой в зубах, в сопровождении денщиков и молодежи. Таким он запомнился современникам.
Находясь несколько лет в вынужденном бездействии, Н.Н. Раевский стал испытывать материальные трудности. Узнав о сложном положении, в котором оказались Раевские, Пушкин ходатайствовал перед царем о назначении матери своего друга, Софье Алексеевне, внучке великого ученого, пенсии за умершего мужа.
В 1837 году, благодаря ходатайству супруги Николая I, императрицы Александры Федоровны, отдыхавшей на Южном берегу Крыма, состоялось примирение императора с Н.Н. Раевским после чего Николай Николаевич получил должность начальника 1-го отделения Черноморской прибрежной линии, а через два года стал командиром всей линии с производством в генерал-лейтенанты.
В начале 1839 года Николай Николаевич посетил Петербург лично представился императору Николаю I, изложил ему свои соображения и план действий на предстоящий год и получил полное одобрение. Военные действия были начаты и закончены вполне успешно. Отрядом Раевского были заложены форты Головинский и Лазаревский, совершена высадка у Анапы и заложен на слиянии двух рек Цемеса и Мескаги форт, названный по высочайшему повелению "фортом Раевского".
Убежденный холостяк, уже не молодой, Николай Николаевич Раевский женился на 16-летней фрейлине императорского двора Анне Михайловне Бороздиной, личности весьма неординарной. Она увлекалась математикой, археологией, была почетным членом нескольких музеев, частично финансировала экспедицию Н.Н. Миклухо-Маклая в Новую Гвинею.
Увлечение археологией проявилось у нее после выхода замуж, когда она, живя в Керчи, изучала богатый собраниями Керченский музей древностей. Позже, овдовев и живя в Риме, она пристрастилась к занятиям археологией. Из Швейцарии Анна Михайловна вывезла несколько местных археологических предметов. А живя во Франции, несколько раз ездила в Сен-Жермен для осмотра музея.
Поездки с археологической целью она совершала и по России, посетив Псков, Новгород. Знакомые, зная об ее увлечении, присылали ей предметы старины из Киева, Сибири, Крыма. Анна Михайловна сделала много пожертвований в археологические секции Московского Публичного и Румянцевского музеев, приобретая предметы или делая слепки с тех, которые нельзя было купить.
Была Анна Михайловна дочерью генерал-адъютанта М.М. Бороздина, брата бывшего таврического губернатора А.М. Бороздина.
Удачная во всех отношениях женитьба, помимо большого Денежного дохода, принесла Раевскому имение "Карасан", расположенное в чудесном уголке Крыма, недалеко от Партенита и знаменитой Медведь-горы, а также дом в Симферополе, который и сейчас находится на углу улиц Пушкина и Самокиша.
После свадьбы, которая состоялась в Москве, молодые супруги вернулись в Крым, остановились в Симферополе. После нового назначения Н.Н. Раевского начальником всей Черноморской береговой линии они поехали в Керчь, там находился штаб и управление береговой линии.
До 1841 года семья Николая Николаевича жила в Керчи, после отчисления со службы переехали в Карасан, где он и прожил последние годы своей жизни. Незадолго до смерти Раевский приобрел еще одно имение в Партените.
Симферопольский дом использовался очень редко, для кратковременных остановок во время проезда через город, как это было, например, в 1842 году, когда Николай Николаевич ехал на похороны Михаила Федоровича Орлова, мужа его сестры Екатерины.
М.Ф. Орлов в свое время был активным участником тайных обществ, дружил со многими декабристами, однако после женитьбы вышел из тайных обществ, что дало декабристам право утверждать, будто "Раевские сбили его с пути".
Но, по-видимому, любовь Михаила Орлова к Екатерине была так велика, что он мог действительно потерять интерес к своим прежним революционным замыслам.
Иначе обстояло дело с другим зятем Н.Н. Раевского - генералом С.Г. Волконским. Когда он просил руку младшей дочери Раевского-старшего, он скрыл свою принадлежность к антиправительственной организации. Впоследствии Раевские так и не простили ему этого поступка.
Брат Николай писал сестре в Сибирь в 1832 году: "Вы не удивитесь моему молчанию после 1826 года. Что мог я вам сказать? Я повторяю вам еще: Вы не судья вашему мужу. Преданность и добродетель жен. Я не ожидал меньшего от вас: мы дети одного отца. Вы говорите мне о вашем муже с фанатизмом. Не сердитесь на мой ответ. Я не прощу его никогда, каково бы ни было его положение. Безнравственность, с которой он взял вас в жены в ситуации, в которой он находился, он сократил жизнь нашему отцу и стал причиной вашего несчастья".
Но свою сестру он очень любил и пытался облегчить ее участь. Николай Николаевич дважды предпринимал попытки получить разрешение на перевод С.Г. Волконского рядовым на Кавказ, но обе попытки завершились ничем. Увидеться с сестрой Раевскому так больше и не пришлось.
В 1841 году Николай Николаевич был отправлен в отставку, и последние годы жизни он проводил в своих богатых имениях в Крыму и воронежских поместьях своей жены. Он собирался поехать с семьей в Италию, чтобы познакомить жену и малолетних сыновей со своей матерью, проживающей там с дочерьми, Еленой и Софьей. Но поездка не состоялась Беда, как всегда, пришла внезапно.
Болезнь Николая Николаевича-младшего началась с боли в правой щеке. Появилась опухоль, которая постепенно увеличивалась, распространялась и перешла через нос к левому глазу. Правый глаз ничего не видел. Сделанная операция не помогла. 2 июня 1843 года Раевский отправился из своего имения Карасан в Москву навестить брата Александра, который и не предполагал всей сложности положения Николая.
5 июня Александр писал ему: "Эстафету твою я получил в ночь со 2 на 3 июля. Лежу на даче с больной ногой. Сколько можно понять твою болезнь по твоему письму, она совсем не опасна и незначительна: ты заболел 21, а послал эстафету 28 в ночь, - то ежели бы у тебя была рожа, в 8 дней она бы вылечилась или сделалось воспаление в мозгу, а так, у тебя должно быть не что иное, как сильная кожная простуда. Ежели бы ты немножко знал медицину, то ты сам бы вылечился без хлопот шпанскою мухой или пиявками, горячей ванной для ног и шапкой из трав для головы. Глаз твой, вероятно, еще несколько времени будет болеть от расслабления, но это не должно тебе помешать скорее приехать в Москву, где все средства излечения у тебя будут под рукой".
16 июня Николай Николаевич прибыл в имение жены - слободу Красную Новохоперского уезда Воронежской губернии, занялся хозяйственными делами. Спустя 5 дней ему стало плохо.
В последний месяц он был без сознания, не употреблял почти никакой пищи. Когда сознание приходило к нему, он призывал Бога и говорил: "Бедная моя Анюта! Бедные мои дети!" 24 июля 1843 года Н. Н. Раевский скончался, ему было всего 42 года.
Анна Михайловна узнала о смерти мужа только через 4 дня и, оставив детей на попечение А. И. Казначеева, друга и помощника, отправилась в слободу Красная на могилу мужа, оттуда она съездила по делам в Москву, а в начале сентября вернулась в Крым.
Старшему сыну Николаю было тогда около 4 лет, а младшему Михаилу - полтора годика. Своего отца они не помнили, мать же отдала им всю свою любовь и энергию. После смерти мужа Анна Михайловна с сыновьями в течение 7 лет путешествовала по Европе: Италия, Прага, Вена, Париж, Берлин. В 1851 году они вернулись в Москву.
В управлении делами и имениями ей помогал один из ближайших друзей мужа - А.И. Казначеев, который был и опекуном ее самой, и крестным отцом ее сыновей. В семейном архиве Раевских сохранились письма Казначеева, доброго и сердечного человека, который взял на себя все заботы о семье своего покойного друга.
Александр Иванович Казначеев происходил из знатного старого рода рязанских дворян. Был ординарцем у М.И. Кутузова и во время Бородинской битвы под его диктовку писал на барабане донесение императору о ходе сражения. Позже он находился при графе М.С. Воронцове во Франции старшим адъютантом, затем правителем его канцелярии в чине полковника. Ф.Ф. Вигель писал об Александре Ивановиче: "Четверти часа разговора с ним было достаточно, чтобы увидеть в нем добрейшего человека в мире".
В разные годы А.И. Казначеев был феодосийским градоначальником, таврическим губернатором, таврическим губернским предводителем дворянства, одесским градоначальником, сенатором в Московском Департаменте Сената, членом комиссии по постройке храма Христа Спасителя. Прожив долгую жизнь, он умер в Москве в 1880 году на 91-м году жизни, оставив о себе светлую память.
Казначееву принадлежит открытие и поддержка дарования И.К. Айвазовского, которого Александр Иванович приютил сначала у себя, а затем определил в симферопольскую гимназию и в Академию художеств. Он с любовью следил за талантом Ивана Константиновича, который Казначеев сразу в нем угадал, и подарил мальчику краски.
Для семьи Раевских А.И. Казначеев был преданным другом. В отсутствие хозяев он следил за их имениями и давал полный отчет о состоянии дел. Из письма Казначеева Николаю Николаевичу в 1839 году: "Был я в Тессели. Там у тебя садовник и хозяин знает свое дело: цветы цветут роскошно, растения зеленью богаты, все довольно чисто, приделки к дому оранжерей оканчиваются, но это идет медленно. Из магнолий твоих одна небольшая погибла, прочие цветут. Тессели имение барское, богатое, жаль, что далеко от людей. В этом отношении
Харасан веселее, в нем деревья славно разрослись и содержатся хорошо".
К Анне Михайловне в 1849 году А.И. Казначеев писал: "После надбавки Вами цены за Карасан покупщик от покупки отказался.
Он предлагал 100 тыс. руб. ассигнациями за весь Карасан, как скоро Вы назначили 120 тыс. руб., он отказался. Но Карасан вам не в убыток. Вот городской дом (в Симферополе. - Прим. автора) так плох. Для поддержания его я разрешил отдать в наем Оливу за 1000 руб. в год с тем, чтобы из этой суммы употребить часть на исправление". В 1857 году дом Раевских был приобретен за 6000 серебром гражданским губернатором Г.В. Жуковским для детского приюта.
После смерти Николая Николаевича Раевского хозяином Тессели стал его второй сын, Михаил, унаследовавший от отца любовь к ботанике и известный как садовод-практик, а также как автор книги "Плодовая школа и плодовый сад" и Президент Императорского Российского общества садоводства. Женат был Михаил Николаевич на фрейлине княгине Марии Григорьевне Гагариной, у них было 4 сына и 6 дочерей.
Одна из дочерей, Мария Михайловна, стала впоследствии владелицей имения, получив Тессели в дар от отца в 1876 году.
Мария Михайловна была замужем за Николаем Сергеевичем Плаутиным и имела четырех сыновей: Николая, Михаила, Сергея и Георгия. Один из сыновей Марии Михайловны, потомок рода Раевских и Ломоносовых, мог бы стать владельцем Тессели, если бы не революция, изменившая многое и в судьбе хозяев усадьбы и на протяжении многих лет бережно и любовно ухаживавших за своим владением, и в судьбе самого владения, которое за годы советской власти не раз меняло хозяев.
Усадьба Тессели как прекрасный экскурсионный объект Южного берега Крыма могла бы знакомить туристов с семьей Раевских, принадлежавшей к старинному дворянскому роду России. Раевские, как известно, состояли в родстве с М.В. Ломоносовым и светлейшим князем Потемкиным Таврическим, однако усадьба эта закрыта и нет даже указателя, где находится Тессели...
|
