Летом 1824 года "вельможа со вкусом" начал скупать у местных татар и греков земли, сады, отдельные деревья, источники, пастбища и "здешнюю красоту - природу". Этим вельможей оказался наиболее знаменитый представитель рода Воронцовых в XIX веке - граф Михаил Семенович Воронцов (1782- 1856), выдающийся военачальник, герой войны 1812 года, генерал-губернатор Новороссийского края и Бессарабии. Его собственное богатство, значительно приумноженное благодаря удачной женитьбе на графине Елизавете Ксаверьевне Браницкой (1792-1881), многочисленные родственные связи среди русской, польской и английской аристократии позволяли жить на широкую ногу и выполнять самые дерзновенные замыслы. Молва гласила, что Воронцову понравились "дикие нагромождения камней", он находил удовлетворение в этих внушающих ужас скалистых утесах, его не пугала каменистая почва, на которой растут лишь чахлые кустарники, потому что именно здесь перед ним открывался простор для проявления эстетического чувства.
Новый владелец желал сделать из Алупки роскошную летнюю резиденцию. Строительство велось с большим размахом с первого дня приобретения центральной части усадьбы, одновременно с разных ее концов. Уже в 1824 году первый южнобережный архитектор Ф.Ф. Эльсон (1793-1867), воплощая как свои проекты, так и те, что Воронцов заказывал известному английскому архитектору - Т. Харрисону (1744-1829) приступил к сооружению временного пристанища для владельцев, так называемого Азиатского павильона. Одновременно заложили другой - греческого типа павильон на берегу моря. Чтобы получить возможности снести полуразвалившуюся татарскую мечеть на месте будущего дворца, пришлось выстроить в другом месте очень красивую мечеть в стиле индийской архитектуры. На западном склоне Алупки взялись рыть котлован под фундамент православного храма во имя Св.Архистратига Михаила, прообразом которого стал античный перипетр храма Тезея в Афинах. Чуть ниже его возникла небольшая "итальянская" гостиница, а по соседству с ней - дом садовника со всеми небходимыми службами: питомниками, рассадниками и теплицами, потребными для разведения редких экзотических растений и цветов. Наряду с оливковыми, фруктовыми и виноградными плантациями предусматривалось создание большого декоративного парка.
В конце ноября 1824 года в Алупке появился нанятый в крохотном немецком княжестве Зигмаринген немецкий садовник Карл Август Кебах (1799-1851). Он сразу же занялся планировкой территории и посадками. Наиболее трудоемкие работы среди скал и россыпей диабаза проводились саперным батальоном полковника П.В. Шипилова, строившим в то время южнобережную шоссейную дорогу. Ее отрезок в Алупке (закончен в 1837 г.) условно разделил парк на Верхний и Нижний. В каждом из них параллельно береговой линии были проложены главные прогулочные аллеи.
Основным источником поступления саженцев являлся Никитский ботанический сад. Именно оттуда были получены первые виноградные лозы, оливки, фруктовые деревья и очень много кипарисов. К середине XIX века флора парка имела, не считая цветов, более 270 видов деревьев и кустарников. Директор сада Н.А. Гартвис, создавший коллекцию роз, помог украсить парк редкими сортами этих дивных цветов. Специально для Алупки была выведена целая серия новых сортов, отдельная группа которых называлась "воронцовианой", а роза "Графиня Елизавета Воронцова" селекции 1829 года даже вошла в мировой каталог роз.
Совершенно неожиданные результаты дали опыты по приживлению калифорнийской магнолии в открытом грунте. Высаженные в 1830 году, они уже через несколько лет превратились в деревья, цветущие на открытом воздухе, что в то время считалось сенсацией. Воронцов лично сажал их на заранее отведенных местах. И каждый, кто потом приезжал в Алупку, зная, что это будет приятно графу, докладывал ему о самочувствии растений.
В то же время, исподволь, - не без влияния исторического направления в эстетике романтизма, - созревала мысль создать среди парка и вписанных в него усадебных построек величественный дворцовый комплекс, соответствующий богатому историческому прошлому края и красоте его горного ландшафта. Для образованного человека главными в Крыму тогда казались античная история и античная культура. Поэтому сначала предполагалось строить дворец в духе палладинской архитектуры. Соответствующий проект исполнил в 1827 году все тот же Т. Харрисон.
В 1828 году Воронцов самолично вбил колышки на предполагаемом месте строительства главного корпуса и тут же начали рыть котлован под его фундамент, используя при этом имевшееся здесь скальное основание. Но когда во время земляных работ археолог И. Бларамберг вдруг обнаружил "остатки греческой крепостцы" позднего средневековья, то вместо ожидаемой классики повеяло готикой. Извлеченный из руин "горшок с кладом монет", помимо "пяти медалей греческого происхождения", содержал в себе множество денежных знаков из золота, серебра и меди, начиная с древнего Родоса и заканчивая "старинными испанскими круазадами", служившими в торговых сделках "Татарской золотой орды", что свидетельствовало о существовании в прошлом оживленных связей Крыма с разными странами и цивилизациями. Выстроенные прежде архитектором Ф.Ф. Эльсоном греческий и Азиатский павильоны, индийская мечеть, итальянская гостиница словно подтверждали эти связи. Возможно, палладианскй дворец вписался бы в такое окружение. Увы, случилось непредвиденное. В 1829 году внезапно скончался, так и не успев подготовить необходимые рабочие чертежи, Харрисон. Поэтому возник вопрос о новом проекте. Его подготовил другой архитектор, восходящая звезда нового романтического направления в архитектуре Англии, Эдуард Блор (1787- 1879). Он получил также известность как друг знаменитого Вальтера Скотта и участник строительства его замка Абботсфорд в Шотландии, к тому же слыл стойким приверженцем английской готики, за что даже был прозван монотонным архитектором.
По желанию заказчика от первоначального замысла были сохранены прежний фундамент и ниша южного портала. В 1833 году в Алупку прибыл ученик Э. Блора архитектурный мастер Вильям Гунт (правильнее - Хант), который взял на себя обязательство неукоснительно следовать проекту и регулярно отчитываться перед автором. Вместе с Гунтом приехали опытный краснодеревщик Чарльз Вильямс и мебельщик Эдвин Райс. Одновременно всем управляющим воронцовских имений и городских контор разослали приказ о наборе мастеров. И потянулись по дорогам России и Украины - где пешком, а где на подводах - потомственные московские и владимирские каменотесы и камнерезы, искусные вологодские столяры и краснодеревщики, мошенские и городищенские штукатуры, лепщики и огородники. Многие работали целыми семьями. С 1834 года и до окончания строительства числились каменщиками и подрядчиками - уроженцы села Андреевского под Владимиром Гаврила Петрович Полуэктов и его четыре взрослых сына. Лепщик-штукатур Роман Фуртунов вместе со своими односельчанами из черкасского села Мошны вошел в историю как исполнитель уникального лепного декора Голубой гостиной, а немец Бухнер оставил по себе память до сих пор действующими скобяными и слесарными изделиями.
В рекордно короткий срок, во время пребывания Воронцова в Англии в 1832 году, Блор изготовил весь пакет проектных чертежей пяти корпусов дворцового комплекса, включая отдельные шаблоны и рисунки пластических украшений для фасадов и интерьеров, как в "готическом" выражении, так и с учетом восточного колорита Крыма, на чем настаивал заказчик. Для архитектора, обвиненного в "монотонности", создание подобного проекта было отличным поводом для демонстрации своих многообразных творческих возможностей. Из всего богатейшего средневекового архитектурного наследия Востока и Запада он отобрал только сходные элементы конструкций и декора, например, одинаковые рисунки порталов, арок, орнаменты плюща, лотоса, розетки. Особое внимание уделялось им венчающей части корпусов - форме башен, арок, шпилей, дымовых труб и куполов, одинаково характерных как для готики, так и для мавританской архитектуры. Как только был готов новый проект, стало ясно, что для него не нужно никакого другого строительного материала, кроме того, что оказался прямо на месте. Зеленовато-серый, красивый, прочный и в то же время хрупкий камень - диабаз, в два раза тверже, чем гранит. Он органично связал дворец с окружающей природой и как нельзя более подошел для "готического" выражения архитектурного замысла. Виртуозная обработка изделий из этого камня, местами с чуть взрыхленной, местами с отполированной поверхностью, сделала дворец уникальным в мире произведением зодчества. Недаром В. Гунт уверял Воронцова, что "даже в Англии" нет ничего подобного. В этом есть заслуга не только профессиональных строителей, но и искусных московских и владимирских крепостных мастеров, работавших в Алупке по найму. Предметом особой гордости Воронцовых служили резные пластические украшения фасадов, декоративные напольные вазы и камины из диабаза, отшлифованные до блеска мрамора. Во время строительных работ, помимо традиционных орудий, применялись новейшие подъемные механизмы, привезенные из Англии. Для большей прочности и влагонепроницаемости кладка стен чеканилась свинцом.
В качестве заменителя камня в некоторых ограждающих конструкциях использовался чугун с последующей окраской его под цвет диабаза. Одним из первых в России Алупкинский дворец был оснащен канализацией и водопроводом с холодной и горячей водой.
Несмотря на то, что добытый на месте диабаз значительно удешевлял строительство, общие расходы на него составили, по подсчетам самого Воронцова, около 9 миллионов рублей серебром. Причем каждый из супругов оплачивал свою статью расходов. Если Елизавета Ксаверьевна брала на себя заботы по художественному оформлению интерьеров и парка, то ее муж из доходов от молодого вина давал деньги на черные работы, закупку древесины, кирпича, извести, строительных механизмов.
Корпуса воздвигались в следующем порядке. Первым, в 1834 году, появился Столовый корпус, за ним в 1837-м - Центральный, через год - Зимний сад (Оранжерея) и Бильярдная. В 1844 году одновременно подошли к завершению хозяйственных построек и Шуваловского (гостевого) корпуса; самым последним - в 1846 году был вчерне закончен Библиотечный корпус. Окончание всех работ торжественно праздновали в начале сентября 1848 года вместе с 50-летним юбилеем государевой службы М.С. Воронцова, из которых 25 лет он с честью и славой отдал военному поприщу и 25 - гражданскому.
В готовом виде пять разных по форме и высоте корпусов и ограничивающие их башни соединились между собой множеством закрытых и открытых переходов и лестничных спусков, образуя в плане неправильный прямоугольник, подобный средневековому английскому родовому замку. Наибольшую близость к английским дворцам XVI века, эпохи Елизветы Тюдор, обнаруживает северный фасад центрального корпуса. Небольшие симметричные выступы эркеров и ризалитов, в сочетании с более крупным объемом парадного входа, живописной игрой своих масс скрадывают впечатление монотонности от растянутого по горизонтали фасада. Равномерное чередование в двух этажах больших оконных проемов в обрамлении узких граненых полуколонок создает ощущение торжественного и строгого ритма, радует глаз благородством и законченностью отделки даже в мельчайших деталях. Нижнюю несколько тяжеловесную кладку стен зрительно облегчает целый лес башен с луковицами куполов, секции дымовых труб с навершиями флеронов, зубцов и шпилей. Несмотря на их явно норманское происхождение, внимательный глаз тут сразу же отметит необычайное сходство с минаретами и куполами Востока. Особенно этот эффект возрастает со стороны восточного и южного фасадов. В лучах восходящего или заходящего солнца они действительно напоминают мавританский дворец.
Самым выразительным акцентом здесь служит портал южного входа. Его мощные, словно монолитнее опоры сведены на двадцатиметровой высоте двойной подковообразной фестончатой аркой. Стены глубокой ниши увенчаны куполом. Ласточкиными гнездами прилепились здесь три майоликовых резных балкончика. Снаружи и внутри портал богато декорирован орнаментальной рельефной резьбой по камню и стоку. На фризе шестикратно выведена арабская вязь: "Нет победителя, кроме аллаха". Не кто иной, как сам создатель сказок "Альгамбры" Вашингтон Ирвинг мог подсказать ее Э. Блору. Разве не замечательно, что сочинитель "Альгамбры" и автор алупкинского дворца принадлежали к ближайшему окружению Вальтера Скотта и, несомненно, испытывали влияние друг друга. Не исключено, что под впечатлением Альгамбры, чью архитектуру так красочно описал В. Ирвинг, трактована крыша воронцовского дворца. Она напоминает собой миниатюрный городок с башенками, минаретами и даже проложенными между ними улочками. И везде открываются несравненные по живописности, захватывающие дух виды. Архитектор намеренно замаскировал переход от Библиотечного корпуса к Центральному. С южной стороны он выглядит узорчатой готической рамой в величественной панораме Ай-Петри. Но стоит обернуться, и ты уже во власти другой стихии - моря. Прямо за парапетом придворцовой террасы его синяя чаша вздымается под дугообразной линией горизонта. Все нисходящие за ней террасы искусно спрятаны под верхней - Львиной. Вот где отчетливо чувствуется, что рельеф Алупки является амфитеатром. Слева и справа от дворца его отроги спускаются к морю, а северной границей служит Ай-Петринская гряда, перекликающаяся с очертаниями дворцового ансамбля.
Надо отдать должное Воронцову - с детства увлекаясь математикой, геометрией и астрономией, он лично выверил и рассчитал место расположения дворца, "посадив" его на точку пересечения меридиана Ай-Петри и широты мыса Ай-Тодор, где находился древний византийский монастырь. Противоположный конец этой оси первоначально был закреплен постройкой домовой церкви Св. Архистратига Михаила на западном склоне амфитеатра (разрушена оползнем в 1880 г., вместо нее, чуть выше, в 1908 г. возник уже другой, тезоименной пятиглавый храм в русско-византийском стиле). В результате завязалась зрительная связь дворца с наиболее высокими и дальними точками обзора, и он оказался под патронатом окрестных христианских святых - Петра, Михаила, Феодора Тирона. Четвертый патрон - "Св. Георгий" дал название гавани у Чайного домика (на рисунке Н. Чернецова 1834 г. она именуется "Порт Жорж").
Духом средневековья пронизано оформление парадных помещений дворца. Обшитые дубом потолки, панели, окна, двери украшены затейливой резьбой по дереву с мотивами разнообразных готических арочек и гирлянд из плодов, цветов и виноградных листьев. Над их изготовлением трудилась целая артель крепостных краснодеревщиков под руководством и при прямом участии англичанина - Чарльза Вильямса.
На характере убранства, как и на названиях интерьеров, сказались также мода эпохи и причудливый вкус владельцев, их интерес к редким экзотическим вещам. Это подтверждают сами названия интерьеров: Китайский кабинет, Сираскирская (она же Турецкая) гостиная, Рыцарский зал (столовая) и даже Альгамбра (полуоткрытая ниша южного портала). Старые описи имущества поражают обилием и разнообразием собранных в залах вещей. Многие из них уже тогда покупались в антикварных магазинах и ценились как произведения искусства. Эти редкие предметы в сочетании с историческим оформлением интерьеров как бы загодя обрекали дворец на роль музея. Однако в нем жили, им пользовались. Иногда меняли обивку мебели или иные украшения. Первоначально в залах господствовали яркие тона, пышные занавеси на окнах и дверях. В качестве драпировок применяли кашмирские и турецкие шали, индийские ковры и звериные шкуры; все это создавало атмосферу подлинно восточной роскоши. Исчезновение многих азиатских вещей в конце XIX века несколько видоизменило характер интерьеров и вернуло им традиционно сдержанный тон английского аристократического дома. Характерной особенностью его в эпоху романтизма было сочетание имитации с подлинными фрагментами средневековых вещей.
Так, например, в Китайском кабинете с циновками из рисовой соломки соседствуют сделанные в столярной мастерской дворца высокие дубовые панели с тонированной накладной резьбой в духе итальянского Возрождения. В эту резьбу незаметно для глаз вмонтированы резные рельефы XVI-XVII веков, снятые с итальянских или немецких сундуков и шкафов. Подобные "цитаты" первоначально присутствовали везде. Их можно было обнаружить не только во дворце, но и в парке.
Кому не знакома по многочисленным воспроизведениям нарядная и светлая Голубая гостиная с ее легким, буквально ажурным лепным узором из цветов, стеблей и листьев, сплошь покрывающих стены и потолок? Но мало кто знает, что она первоначально декорировалась по образу и подобию одной из комнат стамбульского дворца сераскир-паши и в ее убранстве находились подлинные турецкие предметы обстановки и ткани. Даже золотые рыбки в хрустальных аквариумах были подарены Халиль-пашой.
Нельзя не запомнить единственный в своем роде интерьер Зимнего сада, весь укрытый густой зеленью. Тут как нельзя лучше понимаешь, сколь важно и нужно иметь для мраморной скульптуры природное окружение. При Воронцовых здесь выставлялась их античная коллекция.
Никого не оставляет равнодушным величественный зал Парадной столовой. В его северную стену вместо окон вмонтированы живописные панно прославленного французского художника Гюбера Робера. На них изображены руины двух римских дворцов эпохи Возрождения и два знаменитых парка Франции: Меревилль и Эрменонвилль. Эти панно служат иллюзорными окнами в природу и в римскую архитектуру эпохи Возрождения. В центре, над пристенным диабазовым фонтаном, устроены небольшие хоры - красноречивое свидетельство былых празднеств. Ежегодно 5 сентября, в честь дня рождения хозяйки Алупки, Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой, здесь с почетом принимали садовников и виноделов Крыма и тогда, - как вспоминали современники, - на украшение зала уходило столько виноградных лоз, что из них можно было выдавить бочку вина.
Дворцовый комплекс с его горизонтально расположенными пятью корпусами и парк, поднимающийся по бровке рельефа от берега моря, каждый по-своему, но весьма последовательно раскрывали страницы прошлого: первый - летопись средневекового зодчества, второй - европейского паркостроения. Они так тесно связаны между собой, что порой бывает трудно уловить, где заканчивается зона воздействия дворца и начинается влияние парка. Соответственно разрабатывалось художественно-образное решение каждой из его частей.
Движение начиналось у самого моря, от амфитеатральной формы куртины, прямо с дорических пропиллей Чайного домика. Над раскрытым проемом его атриума в ясную погоду отчетливо просматривается абрис горы Ай-Петри. Вокруг, подчеркивая особую связь этого места с культурой древней Греции, высаживались платаны, лавры, дубы, а между ними когда-то можно было найти античные обломки колонн, капителей, амфоры и даже целые саркофаги II-III веков н. э. В настоящее время часть их находится в экспозиции Греческого зала ГМИИ им. А. С. Пушкина.
Выше над этой куртиной по бровке рельефа начинаются пять знаменитых террас парка, иллюстрируя собой пять этапов средневековых садов. Они, в основном, заполнялись стриженой растительностью и цветниками. Нижняя отмечена примитивами пристенных фонтанов. Верхняя напоминает возрожденческий сад: среди розариев помещено много мраморных ваз, фонтанов, скамеек.
Вместе с торжественным маршем диабазовой лестницы и тремя парами мраморных львов работы флорентийского мастера Дж. Бонанни эти террасы служат своеобразными зелеными ступенями для дворца и усиливают монументальность его форм. Все остальные части парка разбиты в пейзажном стиле.
В художественном отношении особенный интерес представляет собой верхний парк, чей "дикий жанр" искусно обыгран скальным рельефом, выходами природных источников и бесконечно меняющимися видами горы Ай-Петри, Пожалуй, только в Алупке она имеет наибольшее сходство с руинами готического храма. Для романтически настроенного путника эта гора - символ его духовных устремлений и вместе с тем - настоящая путеводная звезда в блужданиях по парку.
Садом поэтических раздумий называют загадочные уголки Малого Хаоса. Среди затененных лиственной растительностью нагромождений замшелых камней и скал проложены серпантины тропинок, сделаны подходы к Ущелью гротов. Русла устроенных в скалах водопадов, каскадов, ручьев пленяют контрастами звучания и обещают встречу с тремя миниатюрными озерами. В Лебедином озере над гладью вод возвышается скальная пирамида-фонтан, безмолвный философский символ "той земли" Платона. Вершину парка занимает так называемый Большой Хаос. Нагромождения глыб и скал олицетворяют собой популярную в романтизме и заимствованную из античной натурфилософии идею Хаоса как начала и конца мира. Геологический заповедник застывшей магмы, со временем превратившейся в обломки диабаза, разительно контрастирует с обликом соседних полян.
Сгруппированные по три или четыре, они занимают периферийные зоны рукотворного ландшафта, тем самым способствуя развитию в его визуальном бассейне вертикально направленных перспектив. Наличие таких перспектив укрепляет связь внутренних пейзажей с запредельными картинами гор и моря. При этом возникает иллюзия безграничного ландшафта, то вплотную приближенного к зрителю, то удаленного от него на максимально видимое расстояние. При создании полян убирали тысячи тонн камней, вместо них на плантажированную основу завозили украинский чернозем и гумус с айпетринского плато.
Система хорошо продуманного дренажа с множеством запасных бассейнов и колодцев создала комфортные условия для развития солирующих деревьев. Показательна в этом отношении Солнечная поляна (бывшая Пинетум), завершенная на севере колоннадой пирамидальных кипарисов и панорамой гор. Там посажены в ствол друг к другу крымская, итальянская, мексиканская сосны и раскидистый кедр ливанский. Теперь они смотрятся словно гигантские скульптуры, образуя между собой постоянно меняющиеся видовые комбинации и отражая в солнечные дни на светлой зелени газона крупно очерченные тени.
Уже во время строительства усадьбы она приковывала к себе внимание путешественников. Одни порицали Воронцова за чрезмерную роскошь и расточительность, другие дивились необычным формам дворца и в то же время жалели, что Эдуард Блор "памятник своему величию" создал не в Англии, а где-то в глухой провинции. Зато редкое единодушие проявлялось при оценке парка. Им всегда восхищались и называли шедевром мирового паркостроения, что совершенно справедливо. Ведь в него вложили душу и сердце множество чутких и талантливых людей - садовников, ботаников. Но прежде всего это прямая заслуга владельцев Алупки, унаследовавших от своих предков любовь к "искусству украшать сады". Недаром юность Михаила Воронцова протекала в Англии среди садов Кью и Вилтон-хауза, а детство Лизы Браницкой - в имении матери "Александрия" под Белой Церковью, чей парк когда-то считался одним из лучших в России и Европе. Сам Воронцов настолько любил Алупку, что собирался провести здесь остаток жизни.
Однако в связи с назначением в конце 1844 года на пост наместника Кавказа и главнокомандующего армией, он вынужден был перенести поле своей деятельности в Тифлис и стяжал там не меньшую славу, чем в Новороссии. При этом Алупка не потеряла своего значения. Наоборот, получившая в том же году статус майората, она продолжала возделываться и украшаться с невероятной роскошью стараниями В. Гунта, опытных садовников, виноделов и управляющих. В ее домах появилось множество новых произведений искусства и огромное библиотечное собрание (25 000 томов). Сады и парки дополнились диабазовыми и мраморными фонтанами, массой цветущих растений. Среди них в 1849 году особое место в Бахчисарайском дворике занял пристенный фонтан "Мария". И дворик, и фонтан устроены по приказанию Елизаветы Ксаверьевны как знак уважения к прославившему ее в своих произведениях Пушкину.
Даже в отсутствие хозяев усадьба служила местом паломничества со всех концов света знаменитых путешественников, государственных деятелей, близких и дальних родственников Воронцовых, писателей и художников. Для их приема, помимо гостиницы, отводилось гостевое крыло Шуваловского корпуса, а услуги приезжим оказывали дворовые люди, число которых доходило до 100 человек. Гости с удивлением отмечали, что у каждого из слуг была отдельная комната. Такое гостеприимство, запечатленное в памяти пишущих и рисующих, способствовало созданию обширной иконографии и мемуарной литературы об Алупке. Ее рисовали художники Н. Чернецов, К. Боссоли, В. Жуковский, Ф. Гросс, И. Айвазовский, о ней подробнейшим образом повествовали все русские и иностранные путеводители по Крыму, начиная от Монтондона, Дюбуа де Монпере и А. Демидова, записи секретарей и воспитателей, сопровождавших членов царской фамилии, и заканчивая поэтическими "Очерками Крыма" Е. Маркова. Сюда, к Воронцовым, приезжали все русские императоры, что в том или ином виде отражалось в истории усадьбы.
Вплоть до 1880-х годов сохранялся татарский домик, в котором в ноябре 1825 года останавливался император Александр I, а в парке особо берегли растения, посаженные другими именитыми гостями. Недалеко от Большого Хаоса и вытекающего из него источника в 1834 году бывший наполеоновский маршал Мармона посадил тюльпановое дерево (не сохранилось) и чинар. По имени Мармона назван и сам источник. Возле Чайного домика растут платаны, лавры и пробковый дуб, что в 1837 году за себя и наследника престола сажали императрица Александра Федоровна и великая княгиня Елена Павловна. А в нижнем парке, почти у самого берега моря, красуются два гигантских дерева веллингтонии - память о посещении Алупки принцем Уэльским и его супругой. Недалеко от них, среди нагромождений Приморского хаоса, можно видеть скалу Айвазовского. С нее художник писал ночной вид дворца во время иллюминации. Другая, меньшая скала - Мравиной, увековечила выступление знаменитой примадонны Мариинской оперы.
Последние годы кавказского наместника, обласканного царем, получившего от него многие монаршие милости, а главное - титул светлейшего князя и генерал-фельдмаршала, омрачились событиями войны 1853-1856 годов и поражением в ней русской армии. К этому прибавились огорчения личного порядка: ранение и контузия сына под Севастополем и участие на стороне врага родного племянника - военного министра Англии сэра Сиднея Херберта, что, безусловно, приблизило кончину светлейшего князя.
Согласно его завещанию, наследником Алупки стал единственный и, увы, бездетный сын - светлейший князь Семен Михайлович Воронцов (1823-1882), "длиннолицый белокурый полковник с флигель-адъютантскими вензелями и аксельбантами", командир Куринского егерского полка. Именно таким он и его жена, Мария Васильевна, урожденная княжна Трубецкая (1819- 1895), в первом браке Столыпина, "крупная, большеглазая, чернобровая красавица", остались в памяти читателей "Хаджи-Мурата" Л.Толстого. Безусловно, сыну было далеко до талантов отца, но и ему выпала честь верой и правдой служить отечеству. Семен Михайлович защищал родину во время Крымской войны и при обороне Севастополя. В последующее мирное время исполнял обязанности городского головы Одессы, но с еще большим увлечением занимался археологией, пополняя свою и городскую коллекции всевозможными редкостями.
Потомки не должны забывать, что Семен Михайлович спонсировал многотомное издание "Архива князей Воронцовых", ставшее теперь библиографической редкостью, и подарил Одесскому университету знаменитую воронцовскую библиотеку. Не в пример своей жене, он не был расточительным и старался, как мог, хранить и умножать родительское наследство. Скупал ценные бумаги, состоял членом-учредителем южнодорожных концессий, с помощью своих управляющих и виноделов сумел организовать широкое производство и торговлю марочными винами типа портвейн, херес, мадера, мускат люнель из подвалов Ай-Даниля, Массандры и Алупки. Эти вина, в свое время, не раз завоевывали высшие награды на всевозможных международных выставках и пользовались успехом у ценителей крымских вин. После поспешной эвакуации части крымских татар по окончании Крымской войны светлейший князь постарался скупить оставляемые ими земли, благодаря чему значительно округлилось и алупкинское имение. Правда, как благоприобретенные эти земли после кончины Семена Михайловича отошли в собственность жены, а потом ее братьев, князей Трубецких. Наследником же майоратной Алупки оказался сын дочери Михаила Семеновича Воронцова - граф Павел Андреевич Шувалов (1844-1885), который обязан был взять - по условиям завещания - титул светлейшего князя Воронцова.
В усадьбе при нем состояло удобной и неудобной земли 133 десятины, 800 кв. саженей. Из них под парком находились 33 дес 1910 саж.; под строениями и дворами 2 дес. 1020 саж.; под виноградниками 21 дес. 600 саж.; под масличными и фруктовыми садами 8 дес; под каменными местами 8 дес. 1400 саж.; под сенокосом, выгоном и дубовым дровяным лесом - более 53 десятин.
Павла Андреевича, так же, как и его младшего брата Михаила Андреевича (1846-1903), ближайшие родственники считали больными, не способными иметь потомство, тем более, управлять фамильными ценностями, и учредили над ними опеку. Поэтому с 1883 года Алупка фактически управлялась опекунами с помощью назначаемых ими служащих, которые довольно часто менялись, что, конечно, не лучшим образом сказывалось на хозяйственной деятельности и общем состоянии имения. К тому же между вдовой Семена Михайловича и представителями опеки вплоть до ее смерти постоянно велись судебные тяжбы за движимое и недвижимое имущество в Алупке. Кончилось тем, что светлейшая княгиня М.В. Воронцова приказала управляющему вывезти на ее виллу в Италии большую часть убранства дворца, которую считала своей собственностью. Все это потом продавалось с аукциона и даже перекупалось следующими наследниками Алупки.
Только в 1904 году, после смерти светлейшего князя Михаила Андреевича, это имение перешло в руки его родной сестры, графини Елизаветы Андреевны Шуваловой (1845- 1923). Ее муж Илларион Иванович Воронцов-Дашков (1837-1916), известный государственный деятель при Александре III, министр двора, наместник на Кавказе (1905- 1915) в самые неспокойные предреволюционные годы. Мудрый и осторожный администратор, Илларион Иванович пользовался полным доверием у императора Николая II и был популярен среди местного населения Кавказа. Всеми делами их многочисленной семьи управляла властная, требовательная и очень практичная Елизавета Андреевна. При ней опять обновилась и оживилась Алупка. В1904 году для украшения интерьеров из одесского дворца Воронцовых, из родовых имений Андреевское и Ново-Томниково привезли мебель, картины, книги, фамильное серебро и фарфор. За счет сдаваемых в аренду пограничных земель и продажи вин появились дополнительные доходы, которые целиком и полностью уходили на содержание дворца и парка. Террасы вновь украсились розариями, в которых одновременно произрастало до 2000 сортов этих роскошных цветов.
В 1905 году, после окончания русско-японской войны, хозяйственные корпуса дворца были специально переоборудованы под санаторий для лечения раненых воинов, и он содержался на деньги Воронцовых-Дашковых.
После прихода советской власти в Крым уже в ноябре 1920 года в национализированном дворце приступили к организации музея, а через несколько месяцев собрался первый съезд музейных работников и предопределил ему роль "Международного пританея" -места встреч интеллектуалов разных стран", надеясь тем самым предотвратить разграбление музея. Но полностью избежать этого не удалось. Сначала дворец-музей "разбогател" за счет изъятых из других дворцов Крыма ценностей. А уже в апреле 1921 года их вывозом за границу занялся экспортный фонд. Разразившийся скандал приостановил эту акцию. Вслед за тем начали появляться одна за другой комиссии и изучать вопрос: а действительно ли необходим пролетариату чуждый ему по духу музей? Только благодаря самоотверженности самих музейных работников и поддержке со стороны культурной общественности страны его удалось отстоять.
Во время Второй мировой войны, хотя и был нанесен существенный урон некоторой части коллекции, но все же дважды удалось предотвратить готовящийся взрыв дворца первый раз при отступлении Красной Армии из Ялты, второй - в начале апреля 1944 года, во время бегства гитлеровцев из Крыма. За это был соответственно "щедро награжден" десятью годами концлагеря и поражением в правах директор музея С.Г. Щеколдин.
В период Ялтинской конференции, в феврале 1945 года, во дворце и прилегающих домах и службах разместилось более 500 человек английской делегации во главе с Уинстоном Черчиллем, после чего музей так и не открылся. Дворец и часть парка вошли в ведомство государственных дач как спецобъект № 3. Этот штамп до сих пор фигурирует на целом ряде экспонатов музея.
В 1953 году госдача перестала существовать и ее решено было отдать под санаторное учреждение. Нет ничего более страшного для художественных коллекций, чем всякого рода реорганизации, связанные с переходом от одного владельца к другому. При этом распыляются отдельные фамильные собрания, разбазариваются комплекты декоративно-прикладного искусства, мебельные гарнитуры, случайно или умышленно забывается история их происхождения. Пока стоял вопрос быть или не быть санаторию, из дворца успели вывезти 40 000 экспонатов бывшего музея, в том числе уникальную библиотеку Воронцовых, раздав их разным музейным и архивным хранилищам СССР, а заодно растеряв или уничтожив довоенные инвентарные описи.
И на этот раз мнение культурной общественности страны сыграло свою решающую роль. В 1956 году в парадных интерьерах трех корпусов вновь открылась постоянная экспозиция, куда медленно и с трудом начали возвращаться экспонаты прежнего музея. Спустя 25 лет в переданном санаторием Шуваловском флигеле появилась выставка живописи из фондов музея, а затем на постоянной основе фамильная галерея Воронцовых. Рядом с ней в 1988 году разместилась дарственная художественная коллекция известного в Крыму ботаника, профессора В.Н. Голубева. Через четыре года три зала заняли картины ялтинского художника Я.А. Басова. В 1997 году парижане, супруги Владимир и Ирина Шидловские, передали музею сохранившееся у них большое собрание фотонегативов и других личных документов семьи Комстадиус, бывших владельцев мисхорской усадьбы "Мурад-Авур".
На сегодняшний день фонды музея насчитывают свыше 26 тысяч экспонатов. Среди них русская, украинская и западноевропейская живопись XVI - XX веков, скульптура, графика, немалое собрание декоративно-прикладного искусства, мебели. Отдельные коллекции составляют старинные географические карты, ноты, архитектурные чертежи, фотографии, а также мемориальная библиотека Воронцовых и Воронцовых-Дашковых.
Музей ведет большую научно-просветительскую и экскурсионную работу. В 1991 году ему, наконец, удалось соединить в единый дворцово-парковый музей-заповедник принадлежавшие разным ведомствам земли и строения бывшей воронцовской усадьбы. События последних лет, особенно развернувшаяся на Украине борьба за передел собственности, доказали необходимость такого объединения. Сохранение, изучение и научная реставрация входящих в Заповедник объектов, несмотря на разного рода препятствия, являются его первоочередными задачами. Создаются новые постоянные и временные экспозиции, печатаются каталоги отдельных собраний, рекламные буклеты и путеводители, снимаются документальные фильмы. Только что открылась новая постоянная эспозиция интерьеров "Дома Шуваловых". На очереди - "Воронцовская кухня", что позволит показать разные стороны жизни усадьбы и раздвинуть хронологические рамки ее бытования. В настоящее время музей-заповедник является основным на Украине координатором и организатором ежегодных международных Воронцовских чтений и тематических конференций, носящих название "Мир усадебной культуры", по материалам которых выпускаются отдельные сборники. Только за последние годы в них были опубликованы более 200 научных работ
(По материалам книги А.Галиченко "Старинные усадьбы Крыма")
|
