Заметную роль в жизни России XIX века играл князь А.Н. Голицын, живший во времена Екатерины II, Павла I, императоров Александра I и Николая I.
Близкий друг Александра I, князь занимал высокие государственные посты: был обер-прокурором Святейшего Синода, министром духовных дел и народного просвещения, членом Российской академии наук, кавалером всех орденов империи. Родился Александр Николаевич в 1773 году в самом шумном центре Москвы на Никольской улице. Родился при печальных обстоятельствах: в это время отец его был болен и умер через две недели после рождения сына. Отчаянная мать возненавидела ребенка и долго не разрешала приносить его к ней. Вспоминая свое детство, князь рассказывал: "Мать моя всегда для меня была строга: я могу справедливо о себе сказать, что первые лета моей юности в отеческом доме был содержан я в великом страхе. Те времена были строги, с детьми обращались сурово, и это называлось добрым воспитанием.
Ко мне была приставлена немка вместо русской няньки, и эта немка составляла в некотором смысле исключение из людей своей нации, чтобы сохранить вверенное ей дитя, она облизывала меня, как корова. А иногда, рассердившись, секла меня без всякого милосердия, и чтобы кто-нибудь не узнал этих проделок, то прежде сечения обкладывала тело намоченной салфеткой. Однажды, не выдержав боли от такого истязания, я укусил у нее палец. Взбешенная немка пожаловалась на меня матери, и та вновь принялась меня сечь".
В памяти старого князя сохранилась и такая деталь детских лет. "В доме был узкий и несветлый коридор, в коридоре этом была на панелях дверь, закрытая живописной картиной, изображавшей во весь рост егеря.
Пробегая коридором, особенно в сумерки летнего дня, я невольно встречался с тусклыми глазами уединенного обитателя коридора. Мне казалось, что он смотрит на меня, зло улыбается и кивает головой".
Но, несмотря на безрадостное детство, маленький князь Голицын, по воспоминаниям его современника Ф.Ф. Вигеля, был "мальчик крошечный, веселый, миленький, остренький, одаренный чудесной мимикой, искусством подражать голосу, походке, манерам особ каждого пола и возраста".
В детстве он был представлен Екатерине II и по ее приказу зачислен в число пажей. Пажам давали преимущественно светское образование, готовя их или в гвардейские офицеры, или в придворные кавалеры. С особой тщательностью обучали пажей французскому языку.
По праздникам во дворце юный паж Голицын играл с Великим Князем Александром Павловичем и его братом Константином. С этого времени и завязалась дружба у Голицына со старшим внуком Екатерины II - Александром, будущим императором Благословенным.
О самой Екатерине II князь Александр Николаевич сохранял всю жизнь самые благодарные воспоминания и любил рассказывать такие случаи из ее жизни, которые свидетельствовали о приветливости и снисходительности императрицы.
Однажды за царским столом Суворов о чем-то все время разговаривал со своим соседом и ничего не брал с подаваемых блюд. Екатерина II пожелала узнать причину. "Он великий постник, - ответил вместо Суворова Потемкин, - и до звезды не будет есть (не есть в большие постные дни до восхода вечерней звезды было в некоторых семьях благочестивым обычаем). Тогда Екатерина II мигнула стоявшему поблизости камерпажу, а это и был князь Голицын, и шепнула ему что-то на ухо.
Паж вышел и скоро вернулся с коробочкой в руке. Екатерина открыла ее и, подавая Суворову Андреевскую звезду с бриллиантами, сказала: "Надеюсь, что теперь вы не откажетесь покушать за нашей трапезой".
"Однажды, - рассказывал Александр Николаевич, - Екатерина II и сопровождающая ее Мария Савишна Перекусихина (она-то и представила в свое время Голицына императрице) устали от ходьбы и присели отдохнуть на садовую скамейку. Идет охотник, довольно нагло посматривая на них, и без поклона проходит мимо. "Хочется намылить ему за это голову, - сказала Екатерина II. "Матушка, да он вас не признал". "Все равно, догадаться-то он мог, какого мы общества, и должен был поклониться. Впрочем, - прибавила она с улыбкой, - обе мы состарились, а будь мы помоложе, он, конечно, снял бы перед нами шапку".
Узнав, что молодой Голицын отлично умеет прикидываться другим лицом, Екатерина приказала как-то сыграть ее саму. Тщетно он отказывался, в конце концов повиновался. Князь показал разговор между нею и стариком вице-канцлером Остерманом. Екатерина умирала при этом от смеха. Искусством передразнивать князь Голицын наживал себе врагов, а потому с годами перестал этим заниматься.
После смерти Екатерины II он получил, вероятно, от Перекусихиной, на память несколько вещей императрицы: трость, опахало, перчатку.
Незадолго до своей смерти он заказал академику Уткину прекрасную гравюру с ее портрета работы Боровиковского. Екатерина в преклонном возрасте гуляет по Царскосельскому саду, она в утреннем платье, с палкою в руке, две любимые собачки бегут перед ней.
После смерти Екатерины новый император Павел I выразил вначале благоволение к молодому князю тем, что пожаловал его командиром только что учрежденного в России мальтийского ордена. Тогда это считалось чрезвычайной милостью.
Но вскоре по неизвестным причинам Голицын навлек на себя опалу императора, был уволен со службы и получил приказ вообще покинуть Петербург.
После кратковременной отставки по воцарении Александра I Голицын был вызван из Москвы в Петербург и в 1802 году был назначен обер-прокурором Синода и статссекретарем.
Вот что вспоминает князь А.Н. Голицын об этом времени: "Предложение Александра I показалось мне как-то неприятно: я был рассеян в обществе, был ленив и признаюсь, что неохотно выслушал такое предложение.
Рассеянная жизнь, дворские привычки, веселый сгиб моего характера, вовсе неуместный с теми мрачными понятиями, какие я имел тогда об этом звании, словом, все приводило меня в смущение.
Какой я обер-прокурор, думал я про себя, я ничему не верю".
Рассказывал князь и о первом дне вступления в должность: "Вот отправляюсь я на Васильевский остров в Синод: вхожу в готическую храмину, вижу синодский декор, вижу на другой стороне зерцала - служебное распятие: взойдя, креплюсь, стараясь быть важным, степенным.
Приступаю к слушанию дела. Я хоть и ездил в Синод, но сердце мое не переменилось. Страсти крепко обуревали мою душу, и я любил тогда поддаваться особенно тем из сих изысканных нелепостей, где занимаемое мною звание, звание по справедливости столь важное, могло служить наибольшим упреком моего тогдашнего поведения".
Себя князь характеризовал так: "В то время я имел еще претензии на остроту. Расположение к насмешке было тогда моим обычным расположением. Меня любили за мою неподдельную веселость, и я, бывало, разливался в саркастических насмешках и колких замечаниях на все, что только попадало мне под руку".
Но, вступив в должность, князь постарался основательно ознакомиться с церковными вопросами и делами. Впервые в жизни он стал читать "Новый завет" и под предлогом должностных занятий начал уклоняться от удовольствий и развлечений, которым раньше так страстно предавался.
Наперсник царя, раскаявшийся соучастник его юношеских проказ, князь Голицын сменил линию своего поведения, полностью изменил образ жизни.
Жил он в Петербурге, на Фонтанке, № 20. Был женат на княжне М.Г. Вяземской, женщине очень симпатичной, занимавшей одно из первых мест в высшем обществе.
После развода, который состоялся с обоюдного согласия, они продолжали поддерживать дружеские отношения. Князь часто обедал у бывшей жены, дружил с ее вторым мужем графом Л.К. Разумовским, нередко показывался с бывшей женой в театре.
Современники отмечали ровный, приветливый характер князя Голицына, его высокие качества ума и сердца, его набожность, которая, как и он сам, была искренна, а не по расчету, как у многих других, подстраивавшихся под религиозное настроение императора Александра I.
Каждое утро князь начинал с чтения Библии. Приходя домой, оставив шум и суету земной жизни, он спешил оказаться наедине с Богом, обнажив перед Господом свое сердце.
В доме князя была небольшая церковь, пред ней две комнатки, каморки, как он называл. В них находились иконы, подаренные князю разными людьми. В середине второй комнатки стояло подобие гроба. Оно было приставлено к подножию огромного деревянного креста. На гроб была положена плащаница, принадлежавшая церкви, на ней лежали кресты различных видов.
В этой комнате не было лампад, но перед гробом вместо люстры сделано было из пунцового стекла изображение человеческого сердца, и в этом сердце теплился неугасимый огонь. Комната, едва освещенная красным пламенем, при совершенной темноте, сильно поражала чувство и воображение.
В этой уединенной, таинственной каморке молился вместе с князем и император Александр I.
По утрам Александр Николаевич Голицын ходил в эту уединенную сень, а по вечерам обыкновенно запирался в своем кабинете, там, никем не видимый, приносил он Господу свою тихую молитву.
Для личного общения с Богом князю как представителю мистицизма не нужна была церковь и связанные с ней обряды. "Однажды, - рассказывал князь, - это было в одну страстную пятницу, хотелось мне в подобие страдания Господа нашего Иисуса Христа и на себе испытать что-либо.
Я ничего не ел в этот день и в жару неблагоразумного ревнования усиленно просил Господа проявить мне подобие своего страдания именно на голове. Пусть живо почувствую твой терновый венец, - сказал я. И вот, к крайнему моему удивлению, эта молитва исполняется: мне почувствовалось, что вся кровь из тела моего приступила к голове моей, череп мой, казалось, трещал от нестерпимой боли, я метался и не знал, что с собой делать. Я громко призывал помощь Божью и раскаивался в дерзновенном желании своем, от нестерпимой боли и в чаянии избавления я схватил большой деревянный крест, который находился в каморке перед подобием гроба, и обеими руками, приподняв его, поставил на свою голову.
И вот к радостному моему удивлению, налившаяся к голове кровь исподволь и ощутимо даже для меня самого стала стекать через шею в спину, и облегчение мое не замедлило. Что ж, - промолвил князь, - страдание мое значило в сравнении с терновым венцом Спасителя: но и этого не мог я понести даже самое кратчайшее время".
Это признание князя свидетельствует о его глубокой вере в Бога и о большой любви к нему.
В светском обществе на князя Голицына смотрели как на святого. К нему подводили детей, и он благословлял их, возложив им на голову свою руку. В доме князя не было приемов, но по воскресеньям и праздникам в его домашней церкви собиралось много людей.
По окончании церковной службы все присутствовавшие на ней сходились в зал, украшенный по стенам портретами замечательных людей XVIII столетия.
Другой зал, который вел в кабинет князя, был занят обширной библиотекой, состоящей преимущественно из французских и итальянских книг.
Знаменитый голицынский кабинет, во всю стену увешанный иконами и соединенный дверцей с домашней церковью, не служил идеологической декорацией, молитвенной ширмой.
Голицын, действительно, был глубоко верующим человеком. Он одушевлялся христианским мироощущением, верил, что религиозное просвещение отменит просвещение безбожное и поможет осуществиться мечте о вечном мире.
Он верил, что когда-нибудь религия соединит все народы Европы в одно радостное священное братство.
Именно поэтому, став министром просвещения, он полагал, что все науки должны быть заменены чтением Священного писания. Для того чтобы каждый мог читать Священное писание, он открывал народные училища, организовал перевод Писания на 18 языков, в том числе и на русский.
Немало добрых дел на счету министра Голицына.
В 1816 году под его покровительством возникло "Общество любителей русской словесности", состоящее из молодых писателей. Общество издавало журнал, прибыль с которого предназначалась для пособия нуждающимся литераторам и учащимся. Через год Голицын стал президентом "Человеколюбивого общества" и содействовал устройству при этом обществе медико-филантропического отделения.
При участии князя образовалось "Попечительское общество о тюрьмах", ставившее своей целью нравственное исправление преступников и улучшение состояния заключенных. Это было одно из первых таких обществ в Европе.
Когда в 1823 году в Белоруссии был голод, Голицын обратился с воззванием к общественности оказать помощь голодающим.
Известен был князь и как частный благотворитель, помогающий нуждающимся и неизлечимо больным людям.
Современники восхваляли не только его благотворительность. Отмечали, что заниматься с ним делами было чрезвычайно приятно не только потому, что он был сообразителен, но и потому, что находился всегда в ровном, приветливом настроении. От него' никогда никто не слышал неприятного, грубого слова, не видел кислой мины на лице. У него был редкий дар - совершенно верно оценивать труды своих подчиненных и позволять возражать ему.
Занимая высокие государственные посты, Голицын мало обращал внимания на пустые мелочи и ни к чему не ведущие формальности. Он никогда не терял из виду главной сути дела, выказывая ясное и точное свое мнение по всем вопросам.
Князь был консервативен в одежде. Хорошо знавшие его люди отмечали, что он до конца своих дней придерживался одной однажды усвоенной им моды. Он носил серый фрак даже тогда, когда фраки такого цвета совершенно вышли из употребления. В таком сером фраке и запечатлен Голицын на знаменитой картине Брюллова...
День Александра Николаевича был строго расписан. Лето он обыкновенно проводил на Каменном острове, занимая один из дворцовых павильонов. К 8 часам утра он уже был одет по-придворному, в шелковых чулках, башмаках и коротких панталонах, так что ему стоило только сбросить шелковый шлафрок, надеть свой серый фрак и отправиться во дворец.
Если Голицын не был приглашен на обед во дворец, то каждый день он обедал у министра финансов графа Гурьева. Выбор князя был очень удачен, так как граф Гурьев славился в свое время в Петербурге как первый гастроном (известна до сих пор его знаменитая манная каша с изюмом, так называемая "гурьевская каша"). Голицын не хотел пользоваться даром угощением Гурьева и заставил его получать с него как нахлебника по 4000 руб. в год.
Многие любили этого невысокого человека с приветливым и умным лицом, который не гонялся за внешними отличиями и суетными почестями.
Но мистицизм князя Голицына восстановил против него высшее православное духовенство.
В результате интриг архимандрита Фотия и графа А.А. Аракчеева Голицын вынужден был отказаться от всех своих должностей.
На одной из аудиенций Александр I высказал своему министру не слишком приятные вещи: указал на то, что Александр Николаевич не имеет должной силы над своими подчиненными, что его помощники работают вяло и лениво, спустя рукава.
Для Голицына стало ясно, что он уже не имеет прежней силы. Он упал духом и в разговоре со своим помощником Ю.Н. Бартеневым сказал: "Я не знаю сам, что со мной будет. Однажды утраченное доверие восстановить трудно". Через несколько дней он сам попросил об отставке. 15 мая 1824 года последовал высочайший указ, которым князь А.Н. Голицын в милостивых выражениях увольнялся с должности министра духовных дел и народного просвещения с удержанием им звания главноначальствующего над почтовым департаментом, что давало ему право присутствовать в кабинете министров.
Уйдя в отставку, Голицын заочно приобретает с помощью княгини А.С. Голицыной небольшое поместье в Гаспре, где собирается проводить остаток своих дней. Княгиня была женой его дальнего родственника, князя И.А. Голицына по прозвищу "Jean de Paris". Она была большой поклонницей Крыма, и ее имя еще не раз появится на страницах этой книги.
Он заказывает проект дворца известному архитектору О. Монферрану, строителю Исаакиевского собора и Александрийской колонны в Петербурге. Но проекты Монферрана и других архитекторов, к которым обращался князь, были им отвергнуты.
Дворец в Гаспре строился по проекту архитектора Ф. Эльсона, первого архитектора Южного берега Крыма, инженерными работами руководил В. Гунт. Строительство дворца длилось пять лет, все делалось по чертежам, которые издали одобрял отсутствующий хозяин.
В 1836 году дворец был полностью построен. Его фасад выполнен в готическом стиле, в формах готики выдержаны и любопытные парковые строения - беседки, павильоны для отдыха, гроты. Называлось имение Романтическая Александрия.
Всех знакомых, посещавших очаровательное крымское побережье, князь Голицын приглашал побывать в Гаспре и взглянуть на его будущее прибежище. Потом он просил описать ему его имение. И все, кому приходилось бывать в Гаспре, с удовольствием рассказывали об оригинальном дворце с двумя зубчатыми башенками, одна башня предполагалась для часов, символа времени, другая - для молитвенного храма, символа вечности.
Парк и дом можно было посмотреть в сопровождении управляющего.
Интересные заметки о посещении Гаспры оставил директор Липецких Минеральных вод Н.Ф. Туровский, который во время службы немало поездил по стране. В 1841 году он оказался в Крыму.
Голицына в Гаспре не было, но управляющий охотно показал гостю парк и дом. По мнению Туровского, в доме все было сделано с большим вкусом. Особенно поразила его одна из башен. Поднявшись по винтовой лестнице на самый верх, он оказался в волшебном фонаре с зеркальными стеклами фиолетового и золотистого цвета. Эти разноцветные стекла придавали "чудесам природы истинное очарование".
На втором этаже дворца среднего фасада, в одной из лучших комнат, на мраморном камине был поставлен портрет князя А.Н. Голицына, а над ним на стекле надпись карандашом, сделанная рукой императора Николая I: "Рад видеть портрет, но оригинала никогда не желаю здесь видеть, ибо кого душевно любишь, с тем не расстаешься вечно, не так ли? Николай, 1837 год, сентябрь". Ниже прибавлено: "Согласна, Александра", еще ниже: "Александра, Мария, Елена". Все это вместе с портретом накрыто было стеклом и обведено золотой рамой.
Все было готово к приему хозяина, но князь Голицын в Гаспру все не ехал, продолжая жить в Петербурге.
Несмотря на то, что он утратил свое прежнее влияние, доверие со стороны императора Александра ослабло лишь на короткое время. От должности Голицын был отставлен, но оставался другом императора.
Личной дружбой Александр I никогда не лишал преданного ему князя и даже посвятил его в тайну отречения от престола великого князя Константина Павловича.
Перед самым отъездом в Таганрог состоялся между русским императором и отставным министром-другом разговор.
Голицыну было предложено разбирать бумаги в монаршем кабинете, приводить их в порядок перед государевой отлучкой. Разбирая бумаги, Александр Николаевич завел разговор с императором о необходимости обнародовать документы, изменяющие порядок престолонаследия: иначе державе грозит опасность в случае внезапного несчастия с царем. На что Александр ответил, указывая на небо: "Положимся в этом на Бога. Он устроит все лучше нас, слабых смертных".
Секретный Манифест и Акт отречения Константина Павловича от прав престолонаследия был известен лишь самому узкому, молчаливому кругу приближенных, среди них был и князь А.Н. Голицын.
С воцарением Николая I Голицын был осыпан милостями и не утратил своего привилегированного положения при дворе. Безгранично преданный началу самодержавия, князь внушал приязнь к себе и новому императору.
Николай Павлович с глубоким уважением относился к истории и заветам минувшего. Это чувство он стремился привить и Детям. Старичок-князь являлся для Николая I верным, бескорыстным, скромным хранителем семейных преданий, живым звеном между настоящим и славным прошлым.
Рассказывая помощнику Бартеневу о жизни императора Александра I и своей собственной, он просил: "Я желал бы, чтобы все, что ты будешь писать о покойном государе, делал бы ты снекоторой скромностью, ибо память его для меня священна: пусть исчезающие еще во время его жизни человеческие недостатки покроются навсегда священным покровом безмолвия".
За верную службу отечеству на протяжении многих лет Николай I пожаловал князю Голицыну в 1826 году Владимирскую, затем Андреевскую ленты. В 1828 году князь получил бриллиантовые знаки ордена Св. Андрея Первозванного, чин действительного тайного советника I класса и звание канцлера российских орденов.
С 1839 по 1841 год А.Н. Голицын председательствовал в общих собраниях Государственного Совета. Николай I любил и ценил Голицына. О полном доверии князю со стороны императора говорит и тот факт, что, уезжая из Петербурга, Николай I оставлял свою семью на попечение Голицына. А маленькие в ту пору великие князья и великие княжны были ему очень послушны и называли его по-свойски "дяденькой". Князь Голицын очень ответственно относился к долгу, который возложил на него монарх по присмотру за детьми.
Своим друзьям он показывал записочки, полученные им от порфирородных детей, и часто любовался, показывая другим миниатюрные портреты великих князей и княжон, соединенных в богатой алмазной оправе на табакерке, подаренной ему на память царской семьей.
Дожив до 70 лет, князь стал заметно дряхлеть и поговаривать о необходимости оставить службу. Но многие, знавшие Александра Николаевича, его нрав и привычки, сомневались в искренности такого желания.
Глазная болезнь, начавшаяся в 1841 году, стала причиной, притом весьма уважительной, по которой князь решился, наконец, оставить службу.
Он давно решил провести остаток дней своих в Крыму, в Гаспре. Летом 1843 года он, почти слепой, приехал в Крым.
К сожалению, А.Н. Голицын уже не мог оценить свой дом, красоту окружающей природы. Но и эти испытания не нарушили его обычной приветливости и радушия. Он только заботился о скорейшем устроении под кровом своим небольшой домашней церкви.
При князе находилась его сводная сестра Елизавета Михайловна и малочисленная прислуга. Граф и графиня Воронцовы, и все постоянные жители, и гости Южного берега Крыма приходили в Гаспру с сердечной данью уважения и любви к князю. Он всех принимал с радостью, хвалил прекрасный климат побережья, проводил время в назидательных чтениях.
Безропотно перенося тяжелую зависимость, связанную с потерей зрения, он, наконец, согласился сделать операцию. В Крым приехал известный врач, профессор Караваев, который и сделал операцию, снял внутреннее бельмо - катаракту.
Предварительно князь попросил, что если Бог благословит руку врача, то первое, что бы он хотел увидеть - это святой крест. Все исполнилось по его желанию. Прозрев, Александр Николаевич, поцеловал крест и попросил показать ему врача, сотворившего такое чудо.
Теперь он смог увидеть свой дом, парк, горы, и все это доставляло ему удовольствие, он радовался всему, как ребенок.
Однако вскоре здоровье князя ухудшилось. За три месяца до смерти он продиктовал князю Козловскому, состоявшему при нем, завещание, в котором подробно описал отпевание и погребение своих останков. Князь запрещал всякую пышность при погребении, а большую часть денег, которые для этого предназначались, велел раздать убогим жителям Симферополя и других городов Крыма. После кончины А.Н. Голицына его воля была полностью исполнена.
Умер князь А.Н. Голицын в Гаспре 22 ноября 1844 года от апоплексического удара, без всяких страданий. Рядом с ним была сестра, она-то и закрыла ему глаза.
Из бумаги, распечатанной после смерти князя, видна была его воля, чтобы похоронили его через три дня после кончины в Георгиевском монастыре и чтобы тело его сопровождал только его духовник. Желание князя было исполнено. В субботу его повезли в монастырь, которому при жизни он оказывал всяческую поддержку.
На ночь остановились в селе Байдары, а 25 ноября монахи проводили своего благодетеля в последний путь.
На крымской земле, где началась история русского православия, и закончил свой земной путь вельможа - христианин, князь А.Н. Голицын, представитель большого разветвленного рода, пережившего и взлеты, и падения, но здравствующего до сих пор. Могила князя и гроб с останками сохранились до наших дней. После смерти А.Н. Голицына имением в Гаспре владели разные представители дворянской аристократии России. Последней хозяйкой гаспринского имения стала графиня Софья Владимировна Панина, женщина удивительной судьбы.
|
