Имение графини С.В. Паниной стало приютом для семьи Набоковых после известных событий 1917 года. Многие аристократические семьи, а к ним принадлежали и Набоковы, устремлялись в то время на юг из Москвы и Петербурга, где начались беспорядки, аресты, голод.
В Крыму и на Кавказе было еще спокойно.
Поселился Владимир Дмитриевич с семьей в Гаспре неслучайно. Хозяйка имения графиня Софья Владимировна была падчерицей товарища Набокова по партии кадетов И.И. Петрункевича. Самой С.В. Паниной в Гаспре в то время не было, там жила ее мать, Настасья Сергеевна.
Поселились Набоковы во флигеле, отделенном от главного дома деревьями парка. Точное место проживания Набоковых в Гаспре и в Ливадии, куда они переедут позже, неизвестно, это еще предстоит выяснить литературоведам. Набоков старший, Владимир Дмитриевич, отец будущего писателя, стал министром юстиции в местном правительстве Соломона Крыма. По мнению как друзей, так и врагов, он развил самую активную деятельность в этом правительстве, пытаясь восстановить суды и почти забытое в пору войны правосудие.
Много времени проводил он за письменным столом, описывая для потомков события рокового для России года.
Иногда вместе с детьми ему удавалось отправиться в далекие прогулки по окрестностям Гаспры. Его сын Владимир ловил бабочек для своей коллекции и в парках южнобережья, и на горе Ай-Петри, и на Чуфут-Кале близ Бахчисарая. Бабочками он увлекся с ранних лет, и увлечение это продолжалось всю жизнь. Еще десяти лет от роду, как свидетельствуют воспоминания "Память, говори", Набоков послал описание редкого, как ему казалось, неизвестного вида бабочки в британский журнал "Энтомология". Проведя экспертизу, редактор журнала обнаружил, что бабочке уже присвоено имя. Вместе с тем он похвалил рисунок мальчика.
Уже в те годы преданный бабочкам, юный Набоков сделал их изображение своей именной печатью: на фотографии, снятой в детстве, на первом стихотворении.
Увлечение бабочками было не единственным. Володя любил играть с отцом в шахматы, много читал, писал стихи. Писал много и легко. Поэзия эмигрантской тоски по России началась уже тогда в Гаспре.
Набоковы прожили почти год в солнечной Гаспре: с конца ноября 1917 года по сентябрь 1918 года. Для того чтобы младшие дети могли посещать ялтинскую гимназию, отец перевез семью в Ливадию. Владимир занялся самообразованием. Он составил для себя программу обучения, выписал из ялтинской библиотеки огромное количество нужных книг. Ездил в Ялту, где брал уроки латинского языка, пользовался императорской библиотекой, читая в основном исторические журналы.
Живя в Крыму, Владимир был свидетелем многих событий, которые останутся в его памяти навсегда и найдут себе место на страницах его произведений. "Местное татарское правительство сменили новенькие советы, из Севастополя прибыли опытные пулеметчики и палачи, и мы попали в самое скучное и унизительное положение, когда вокруг все время ходит идиотская преждевременная смерть, оттого, что хозяйничают человекоподобные, и обижаются, если им что-нибудь не по ноздре. Тупая эта опасность плелась за нами до апреля 1918 года".
Опишет он в эмиграции и красоту крымских ночей: "Слева во мраке, в таинственной глубине, дрожащими алмазными огнями играла Ялта. Стрекотали кузнечики, по временам несло сладкой хвойной гарью, - над черной Ялтой, над шелковым морем, огромное, всепоглощающее, сизое от звезд небо было головокружительным".
В марте 1919 года Набоковы, спасаясь от приближающейся Красной армии, переехали в Севастополь, где жили практически на чемоданах два месяца. В это время черноморские порты были переполнены беженцами и войсками. Тысячи людей толпились на пристанях, боясь упустить возможность выбраться из надвигающегося ада.
15 апреля отряды красноармейцев заняли холмы, окружающие Севастополь, и начали артиллерийский обстрел порта.
А в это время небольшое греческое суденышко с оптимистическим названием "Надежда", груженное сушеными фруктами, начало выруливать из гавани. Осколки снарядов ударяли по корпусу судна, по берегу метались люди, не успевшие попасть на пароход.
В эти минуты отец и сын Набоковы играли на палубе "Надежды" в шахматы, пытаясь сосредоточиться на партии и ни о чем не думать.
Вечером русский берег скрылся из глаз.
Набоковы, как и многие из соотечественников, покинули Родину. Позади осталась родная земля, под ногами зыбкая палуба, а впереди полная неизвестность.
Согласно плану эвакуации корабли направлялись через Черное море в Турцию. Русские беженцы плыли в Турцию, в страну, с которой веками воевали. Турция могла и не принять десятки, сотни, тысячи голодных, израненных, обнищавших русских, но приняла.
Кто-то потом так и остался в Турции. Те, у кого были деньги, старались как можно скорее получить визу в европейские страны. Для тех и других начался долгий и нелегкий путь в изгнании.
В 21 год Владимир Набоков потерял родину, миллионное состояние, полученное за год до революции от дяди и крестного отца, наследника знаменитого сибирского золотопромышленника Руковишникова.
Многие годы эмигрантам Набоковым пришлось жить в нищете, так как литературный труд больших доходов не приносил.
Первые годы Владимир Набоков провел в Англии в качестве студента Кембриджского университета. После смерти отца, погибшего от пули террориста-черносотенца, он перебрался в Германию. Владимир не продолжил дело отца и политикой не занимался. В одном из интервью он признался: "Мое политическое кредо традиционно до банальности. Свобода слова, свобода мысли, свобода искусства".
Живя в Германии, Владимир Набоков стал печататься под псевдонимом Сирин. После первых публикаций к нему пришла известность, правда, лишь в среде русских эмигрантов. Для того чтобы прокормить семью (в 35 лет Набоков стал отцом), ему приходилось давать уроки иностранных языков и даже тенниса. Жена писателя, Вера, достойно переносила все испытания, верила в своего мужа. Настоящий друг и помощник, она первой читала произведения мужа, а он всегда прислушивался к ее замечаниям.
И если писательская судьба В.В. Набокова была неровной, трудной, в личной жизни он был вполне счастлив. Он любил свою жену и сына Дмитрия, который впоследствии стал известным певцом и выступал в Милане.
Только самым близким: сестре Елене, сыну, своей жене Вере - Набоков обычно дарил книги, украшенные изысканными рисунками бабочек, выполненными цветным карандашом. Роман "Лолита" сделал писателя состоятельным, и он мог бы купить жене самый дорогой подарок, но не изменял доброй традиции, зная, что в день рождения, на Рождество, в годовщину их первой встречи и свадьбы Вере будет гораздо приятнее получить в дар, как и раньше, рисунок бабочек на одной из его книг.
Писал Набоков на английском языке, которым свободно владел уже в шестилетнем возрасте. Веря, что когда-нибудь "Лолита" будет опубликована в России, он сам перевел ее на русский язык.
Живя в Америке, писатель как никогда увлекся своим любимым Пушкиным. Над переводом романа "Евгений Онегин" и его исследованием Набокофф (так его звали в Америке) трудился 10 лет.
Он перевел также "Слово о полку Игореве", "Герой нашего времени" и другие произведения русской классики.
Последние 18 лет жизни В.В. Набоков провел в Швейцарии, где и умер в 1977 году. Похоронен он неподалеку от Женевского озера, на могильном камне начертано на французском языке: Владимир Набоков. Писатель 1899-1977.
На вопрос: "Какой он писатель - русский или американский?" Набоков отвечал: "Искусство писателя - вот его подлинный паспорт".
В.В. Набоков покинул Россию с первой волной эмиграции, которая составляла более 3 млн. человек. Многие из уехавших тогда думали, что покидают родину только на какое-то время в надежде вернуться. Но новая власть пришла надолго.
Набоковым, как и многим другим эмигрантам, не пришлось вернуться домой. Кстати, за границей В.В. Набоков так и не обзавелся собственным домом, жил постоянно в отелях. Единственный дом, который писатель считал своим, остался в России.
Опустели прекрасные дворцы без своих хозяев, разбросанных волной революции по всему свету.
Остался в Гаспре без своей хозяйки, графини С.В. Паниной, старинный дворец в окружении роскошной южной природы.
В первые годы после революции и Гражданской войны на территории заброшенного имения большевики организовали санаторий "Гаспра", в котором с 1922 года стали отдыхать ученые. После освобождения Крыма от фашистских захватчиков весной 1944 года во дворце базировался полевой госпиталь, позже вновь был открыт санаторий. В 1950 году он стал здравницей для матери и ребенка. Название санатория "Ясная поляна" напоминает всем о пребывании в Гаспринском дворце великого писателя Л.Н. Толстого.
Льву Николаевичу посвящен небольшой музей санатория. Жившему здесь когда-то другому русскому писателю В.В. Набокову места в музее не нашлось. К сожалению, ничто не напоминает отдыхающим в санатории и гостям курортного поселка Гаспра о прежних владельцах этого замечательного уголка - князе А.Н. Голицыне и графине С.В. Паниной, достойных представителях знаменитых российских фамилий, оставивших заметный след в истории нашего государства.
Не отмечен мемориальной доской и другой детский санаторий, занимающий территорию бывшего имения великого князя Александра Михайловича.
Великокняжеское имение Ай-Тодор также находится в Гаспре, буквально в двух шагах от "Ясной поляны".
|
